Казалось бы, что победа близка, но тут с Гудой случился обморок, точно такой же, как тот, что произошел сразу после злополучного укола. Продолжалось это несколько секунд, но этих секунд хватило, чтобы у Мутуала напрочь отключилась защитная оболочка и боевая энергетика упала до нуля.
— Вот он, — крикнул кто-то истошно и полоснул по возникшему из ниоткуда поросшему желтоватой шерстью Мутуалу из автомата. — Шнель, шнель, пока не исчез.
В Мутуала стали палить без разбора, кто-то даже впопыхах саданул из ракетницы. Этот выстрел из ракетницы было последнее, что он видел. Потом те самые несколько секунд прошли, защитная оболочка восстановилась, но Антону было уже всё равно…
Дожать врага после урона, нанесенного Антоном, было довольно просто, с этим справился «Архимед», которым управлял Олег. После боя недосчитались Лаургена, Стратега и его спецов по внедрению во власть, майора Илларионова, нескольких марабутов. Исчезли надзиратели, но эти скорее всего спрятались где-то под землей…
— Это всё я, я, — с потухшими глазами говорила Гуда, пытаясь своими хитрыми приемами оживить Антона. До этого она перевезла Антона из спецкапсулы на стол в пустой кладовой «Архимеда», продезинфицировала и заклеила возникшие на его теле фантомные повреждения, провентилировала забитые сажей легкие, сделала искусственное дыхание и прямой массаж сердца. Не хватало малости — заставить работать это самое сердце, но здесь бы уже никакой дефибриллятор не помог.
В кладовую, которую Гуда временно приспособила под операционную, вошла Анюта. Увидев на столе желтое тело с перепоясанными белой простыней чреслами, она хмуро спросила:
— Прощаемся или как?
— Пытаемся оживить, — в тон ей ответила Гуда.
— Получается?
— Оживлять машиной опасно, прогноз неблагоприятный. Придется везти на планету хилеров, — уже помягче сказала Гуда. — Поехали вместе?
— А поможет?
— Не знаю, — честно ответила Гуда. — Но попробовать стоит.
— Поехали, — сказала Анюта и вышла…
Горюнов ни про какую планету хилеров и слышать не хотел. Это всё бред сивой кобылы, сказал он, нету такой планеты и не было. У нас тут, на Земле, дел невпроворот, а они еще куда-то намылились, тем более что насчет воскрешения бабушка надвое сказала. Убит человек, хоронить надо, а не таскать в морозилке по космосу.
Еле уговорили упрямого генерала. Но предателя Федоськина и перебежчиков во главе с Гловером он вознамерился отдать под суд, особенно окрысился на Федоськина. Гуду, уж так и быть, как многодетную мать он решил не трогать, тем более что она бескорыстно хотела помочь командиру корабля, а в приказе Главного командования о ней не было сказано ни слова…
В тот же день «Архимед» покинул Уганду. На месте ухоженного оазиса остались обгоревшие руины, под которыми был погребен портал, открыть который было уже невозможно — Гуда напоследок запечатала его магической печатью. Короче, докукарекались отцы, доснились.
На космодроме «Циолковский» Олег высадил Горюнова и Федоськина, которого было не жалко (Гловера с его черномазой командой высаживать не стал, вот их было жалко), и направил «Архимед» в зенит, навстречу раскаленному Солнцу. Кстати, во время полета ему помогала команда светловолосых близнецов, и помогала довольно здорово…
За ужином, который мастерски приготовили штатные повара космолета, Гуда подсела за столик к одиноко сидящей Анюте и сказала:
— У нас одна беда, давай не дуться, а помогать друг другу. Идёт?
И протянула руку.
— Кто в этом виноват? — четко, по слогам, произнесла Анюта. — Только честно.
— Я, — тихо ответила Гуда. — Простишь?
— Иди ты к чёрту, — сказала Анюта и закрыла лицо ладонями, пряча выступившие слезы.
Гуда опустила голову. Она не стала оправдываться, хотя имела полное право. Теперь-то она знала, что тот укол был не просто так, Анюта всадила ей лошадиную дозу мощнейшего наркотика, от которого организм будет очищаться не одну неделю. Для обычного человека это была бы смертельная доза — «Неандертал» всё рассчитал, чтобы её не убить, а подчинить своей воле.
А от буфета к их столику уже торопился миротворец Тимофей, который увидел в этой ситуации неладное и знал, что с Гудой ни в коем случае ссориться нельзя — потом хлопот не оберешься.
Спешил и ругал себя за то, что ушел на минуту за каким-то несчастным брусничным соком и оставил сестренку одну.