Рассказать Алексею - он скажет, что цивилизация, достигшая космоса, не смогла сделать подобного шага назад. Это верно, Беане не под силу освоение даже близкого околопланетного пространства. Но ведь Алексей наверняка знает, что Беана - дочерняя планета далекой родины аркоссцев, это знают все.
Когда Бэкки вошла в гостиную, Крауф и Гончаров сидели и тихо разговаривали.
- Вот они и "работают" под вас, Элдар... - убеждал Гончаров.
- Это исключено. Мы стреляем мечеными пулями. Преступники попадут за решетку, если, разумеется, поблизости не будет одного из нас.
Опять спорят о законе! Дался же он Гончарову! Бэкки в сердцах резко подвинула кресло к тахте и сказала:
- Алексей, приготовь завтрак, а я поработаю сестрой милосердия.
Гончаров отправился на кухню. Бэкки вдруг с облегчением подумала, что вот наведет комиссия порядок, все вернется к прежнему, Алексей будет прилетать и улетать, она снова будет писать на темы морали и быта, Крауф снова займется университетской деятельностью, а Дрибл... Дрибл, может быть, вернется в лабораторию.
Дрибл пришел после завтрака. Он порадовался, что рана Крауфа оказалась неопасной, и предложил заняться святой местью - он знал, где живет его недруг, директор института.
Крауф пожал плечами - почему Дрибл решил направить свою месть против него, а скажем, не против заведующего лабораторией?
- Логично, - поддержала Дрибла Бэкки, - ведь это при попустительстве Смелла откровенный дурак стал руководителем, равнодушие Смелла поощрило подлость женщины. Представьте себе, что Смелл повел бы себя порядочно, защитил бы Дрибла и подлость выявилась бы сразу, виновные были бы наказаны. В том-то и дело, что часто подлость бывает скрытой.
Потом она помогла Крауфу надеть пальто, проводила его и Дрибла до двери. Когда вернулась в комнату, Алексей сидел на прибранной тахте, и по его лицу она поняла, что сейчас он начнет с ней тот разговор, который они оба не то откладывали, не то избегали... Она принялась за уборку квартиры, думая, как бы объяснить ему, что убегать с Беаны она не имеет права... Объяснить так, чтобы он поверил ей, понял ее. И, на что Бэкки совсем не надеялась, помог ей. Но позвонили с Космобазы. Гончаров заторопился.
А Бэкки пошла в редакцию. Зашла в секретариат узнать, стоит ли в номере ее вчерашний репортаж. Но ответственный секретарь редакции сказал, что материал из номера сняли. У ведущего редактора какие-то замечания... Ведущий редактор встретил Бэкки хмуро: "Вы торопитесь на полосу газеты прямо-таки на "крыльях вдохновения". Это, кажется, из вашего же последнего шедевра..."
Бэкки вспыхнула. Тот взял со стола гранки: "На вашу тему идет в номер статья чиновника из Верховного ведомства, - он помолчал, усмехнулся. - А потом снова будем печатать вас, и только вас... Пока все это не закончится..."
Бэкки в гневе вернулась в свой отдел. Как всегда, по утрам там сидела секретарь, Дея. Она тихо разговаривала со своей старшей сестрой Ингит.
- Сволочи, - сказала Бэкки, Дея и Ингит повернулись к ней, - мой вчерашний репортаж сняли. Чин из Верховного есть чин из Верховного, это я понимаю. Но ведь насмехаются!
Дея вздохнула. Ингит поцеловала сестру и вышла.
Через некоторое время в коридоре послышались возбужденные голоса. Дея приоткрыла дверь. Из суматошных, разрозненных фраз она поняла, что ответственный секретарь и ведущий редактор номера только что лишены жизни по новому закону. Но кто это сделал? Не смерть двоих потрясла людей, а весть: "Он среди нас!"
"Не он, а она, - про себя поправила Бэкки, - надо же! Ингит, сестра тихони Деи! Такая нежная, такая воспитанная девушка! Невеста влиятельного человека... Как все обманчиво! Вот и Крауф на вид вполне приличный человек... Пойди разберись. Дрибл, бредящий местью и убийством... А может быть, прав Алексей, утверждая, что новый закон открывает в людях самые подлые, низменные инстинкты?..."
Бэкки уже не могла работать. Сидела у стола, равнодушно перебирая бумаги, стараясь заглушить внутреннюю дрожь.
Неожиданно пришел Крауф.
- Я не поеду с вами сегодня, - вяло сказала она, стараясь не смотреть ему в лицо.
- Я, собственно, не за тем. Бэкки, вы должны знать: Алексею надо немедленно улетать с Беаны. Немедленно.
***
Конечно, я погорячился. Как говорил наш старый профессор психологии прежде чем начать разговор, оцените возможности аудитории. Правда, это касалось правил психологии контакта. Но я всегда полагал, что мы с Бэкки люди близкие. И я расшумелся. Назвал Крауфа добровольным убийцей, ее пособницей... Она обиделась. Потом я соглашался, что расстаться с Беаной ей трудно. Убеждал в какой уже раз, что на Земле ей будет лучше, что там она сможет служить истинным идеалам справедливости.
По тому, как Бэкки замедлила движения, я понял, что мои слова она слушает с вниманием. И тогда я сообщил ей, что пойду в Верховное ведомство и скажу прямо: вы перестали быть людьми. За вмешательство во внутренние дела планеты меня, вероятно, вышлют с Беаны. Но ведь кто-то должен назвать вещи своими именами. Кто-то должен сказать во всеуслышание, что человек не может существовать среди смертей в ожидании собственной! Я вполне осознаю последствия моего визита к Верховным и поэтому тороплю Бэкки. У меня может не оказаться в запасе и суток. Мы вообще можем расстаться навсегда.
Бэкки заплакала.
- Знаешь, - сквозь слезы прошептала она, - мне следовало давно рассказать тебе все, но я боялась, что ты поймешь меня превратно. Мне было шесть лет, когда умерла моя мать, - Бэкки забилась в угол дивана, - а отец... - Судя по всему, Бэкки собралась мне сказать что-то чрезвычайно важное для нее, собиралась с духом, искала слова. - Он улетел в космос. Это было в эпоху переселения. Отец и те, кто находился с ним, были объявлены национальными героями... Но... Я никогда этого не чувствовала. Я часто думаю, как я выросла, как выучилась, как не свихнулась! Ведь совсем одна, родственников не было. Умирая, мать сказала, что я должна восстановить правду об отце. Беана и космос - что может быть несуразнее, правда? Словно кто-то вычеркнул целую страницу жизни, истории! Но я хочу знать.