– Па, я заказал подарочные упаковки, Но дали одну коробку, остальные три, сказали будут готовы послезавтра.
Джина только подумала: представиться, и её тотчас пробила согревающая мысль, что не надо и искать и на этом можно закончить все формальности, и со спокойной душой отчитаться перед шефом, Как вдруг, толстая негритянка с истерикой закричала: «Что вам надо от моего мальчика?! Больной человек, когда же всё это кончится?!» Джина не успела и глазом моргнуть, как коробка, из рук Филиппа, с большой силой полетела в её голову, Джина отлетела на три метра, к стене магазина, и сильно ударившись затылком о прилавок, тотчас потеряла сознание.
Придя в себя она ощутила сильную боль в голове – оглянулась по сторонам, и даже не сразу и поняла: где находиться, Яркий сокоровый свет резал глаза, а сырая свежесть помещения, пробрала до костей, Из одежды был только бюстгальтер и плавки; руки пекли от туго связанной верёвки, на которой она болталась: подвешенная на крюк, где обычно висят туши коров и свиней – рот, крепко стянула липкая лента, «Вот сука, попала! Ну надо, и ещё в мирное время. лоханулась так лоханулась!» – и это была первая мысль, что прояснила её сознание.
Джина прошла четыре плена, но к ней там относились по всем правилам, и полностью соблюдали межгалактическую конвенцию по содержания военнопленных; а здесь больной на голову урод, от которого можно ожидать: не дай бог чего; и он уж точно не знал этих правил – если конечно это плен: в полном смысле этого слова.
Дверь хлопнула, и в помещение где он висела, ввалился раскачанный негр; суровые черты лица, наряду с отрезанными ушами и поломанным носом Филиппа – заставили, что-то ёкнуть, в душе Джины, При первой встрече в магазине, его спортивная шапка скрывала эти уродства, и он ей тогда показался: более приветливым – сейчас же, она очень жалела, да и откуда ей было знать: лицо врага – ведь она не на войне, и что такое может случиться, в стенах благополучного Тронплекса.
– Ну что, красотка! Замечталась, о таком парне как я, а вот и я?! – хлопнул он в ладоши и тут же их потёр, потом быстро подошёл и резко сдёрнул липкую ленту с губ Джины – жгучая боль вокруг рта, напомнила далёкие события Триллианской войны.
Прошла война и волк голодный:
Следами смерти пробежал
Зареял в небе ворон чёрный:
Живых он криком воскрешал
Кому война, кому родная,
Кому слеза – кому хвала;
Всхлипнет лишь мама дорогая
И проклянёт её всегда[9]
– Я тоже не женат, – продолжал нести бред нигер.
В его кобуре виднелся, армейский нож, и он был бы ей: «Ой, как кстати», – думала она.
Сильная боль от впившейся верёвки, которую он затянул с знанием дела: резала до кости – ноги он связал ещё туже чем кисти, «Всё – аминь: придётся, наверное, сначала натерпеться ужасу, а потом он меня точно покромсает по кускам, как и ту девочку! – сомнение, что Филипп Готфильд, именно тот, кого они и разыскивают, отпали сами собой, – Ничего, наши знают куда я пошла, и в магнитном пистолете, маячок, – успокаивала себя Джина, – Рано или поздно, найдут, найдут, только тело или меня?.. – тревожные мысли полностью овладели сознанием и ни в одной из них, не предвиделось хорошего конца».
Филипп с улыбкой до ушей, достал нож, и в ту секунду: дверь в подвал скрипнула и зашёл Мэтью.
– Сынок, не надо! Не трогай её, она полицейский, и ничего тебе плохо не сделала.
– Нет, папа, она мне нравиться, и будет моей женой, видишь какая красивая, Родит тебе внуков, Кушать здесь у нас хватит на долго.
– Филипп, отпусти её ради мамы, У неё друзья такие же полицейские, как и она, и то что они её будут искать, не делай глупостей, полежишь: немного подлечишься, и тебе за это ничего не будет! И мы с мамой, найдём тебе, ещё лучшею жену – глянь на эту, даже взяться не за что: сами мышцы!
– Я здоров! Мне лечиться не надо, Лечиться надо тебе: с той чёрной, толстой дурой! – громко и с большим возбуждение, проронил Филипп, – Давай иди отсюда, не мешай мне общаться с моей невестой, мышцы ему не нравятся мышцы, Во-о!.. Во-о!.. – прохрипел он, напрягая, свои бицепсы и грудь, – Я же тебе сказал, что мы с ней пара, и зачем мне свиноматка, ха-ха-ха. чтоб я купался в её поте, да, никогда?! – сказал он и чмокнул губами в сторону Джины.