Той ночью я проснулся от непонятного высказывания:
– Я знаю то, что ничего не знаю…
Эти слова предваряли шипение и хрип, из-за них-то я и потерял глубину сна, и сразу за этим пришла фраза про «знаю, что не знаю». Я стал оглядываться: в ночной тьме едва проступали силуэты книжных стеллажей, а ближе ко мне лежал динамик. Я посветил факелом и прямо напротив кожаной мембраны увидел полоску побеспокоенной пыли: было похоже, что динамик наконец послал первый голосовой сигнал. В ту ночь еще дважды я просыпался от такого же странного высказывания. Эти слова не из моей головы и, возможно, могли быть только чем-то прочтенным прежде. Утром я окончательно убедился, что фраза принадлежала динамику, – он еще раз низким голосом произнес про «ничего не знаю» в момент, когда я смотрел прямо на него.
Такая радость, что наконец у меня появился собеседник, пусть и ничего не слышащий! Бывает порою так, что, будучи в счастливом расположении духа, мы увидим собаку, перебегающую дорогу, и подумаем, что это нам хороший знак на весь оставшийся день. В другое время, когда будь оно все неладно, на душе гнусно и досадно, мы увидим туже псину и скажем про себя, что она, окаянная, виновата в злой судьбе, приключившейся с нами. То же самое и с динамиком: когда я был в хорошем настроении, мне были понятны его подсказки, я смотрел на жизнь бодро, и миллион непрочтенных книг казались пустяком. Но стоило подуть холодному ветру сомнений, и динамик становился подозрительным, будто некий засланный шпион и дезинформатор, цель которого – сбить с пути, запутать и заставить сдаться.
Всю следующую неделю динамик не сказал ни слова и только изредка покрякивал. Мне стоило отыскать вопрос, который я мог ему задать, тогда, я полагал, он взбодрится и подвигнется на помощь. Но, как ни странно, чем больше я читал, тем меньше понимал, что ищу. Книги, попадавшиеся мне в результате «ненаучного тыка» с закрытыми глазами, были такими разными и не совпадали мыслями друг с другом, не срастались в логическую нить, и требовался другой трюк, чтобы совладать с нарастающей массой знаний.
В одну из ночей мне приснился сон, в котором я стою перед побитыми бурей джунглями. Покуда хватало взгляда, громоздились смятые в гигантские клубки деревья и лианы, земля была усеяна поломанными ветвями. Я понимал, что должен расчистить завал, чтобы устроить место для жилья и открыть путь дальше. Но, имея маленькое мачете и пару не самых сильных рук, я не представлял, как управиться со всем этим хаосом. Тогда внутри головы зазвучало указание, что все возможно, если не размышлять о предстоящих трудностях, а прямо сразу мало-помалу начать работать. Я принялся освобождать пятачок земли от поваленных веток, пока наконец не расчистил площадку, пригодную для будущего жилища. Вокруг по-прежнему громоздились кучи туго сплетенного меж собой бурелома, и я стоял в середине, окруженный стенами хаоса. Я стал вырубать из сплетенных веток бревно, показавшееся мне подходящим для первой кладки.
Высвобожденный мною ствол был все еще корявым, с множеством подломанных веток и свисающей корой, поэтому немало времени ушло на его очистку, но у меня появилось первое бревно. Мечтать о следующем уже не хотелось – слишком большой выглядела работа. Но снова голос изнутри: дескать, продолжай.
Появилось второе, потом и третье бревно. Когда я перестал в себя верить, к тому самому моменту я заканчивал с четвертым. Когда я разложил бревна прямоугольником, возникло некое подобие фундамента.
«Это же надо, в хаосе возникла первая структура!» – подумал я. Откуда-то взялись силы, и я принялся за второй ярус. Но стоило бросить взгляд на непроходимый бурелом вокруг, как энтузиазм исчезал, и предстоящая работа буквально гнула к земле. Потом картинка поплыла, и я проснулся.
Сколько ярусов я возвел в своем сне, не помню, однако во мне ожила надежда, незримый знак, как действовать дальше: шаг за шагом высвобождать стволы из завала, очищать бревна, равнять их и потом создавать форму. Когда я пересказал динамику свое новое открытие, он отреагировал:
– Вдохновение – это солдат, а сила воли – его командир. Когда нужно вдохновение, просто пойди к его командиру и порадуй его, тогда сам собой будет доволен и солдат.
Я ничего не понял, но моя радость подхватила и эту фразу. Со свежими силами я взялся за чтение книжек. Не прошло и часа, как я нашел в книге по рациональной психологии определение, которое почти совпадало с моими собственными взглядами. А сам я чувствовал вот как: в каждой зоне из всех, где пришлось побывать, я не просто страдал от неких сил сомнения, разочарования, зависти и подобных, – рано или поздно я понимал, что заводил дружбу с этими изъянами. Иначе бы они не прилипали ко мне так навязчиво: я подпитывал гордыню, когда был в Прайд-Роял, обедал с завистью на Джелоси Маунтейн, потом же выступал в роли обвинителя этих пороков. Становясь прокурором, я отгораживал себя от преступления, словно не являлся его частью. Я указывал преступнику, как себя вести, навязывая мораль, по которой не жил сам. Такой вот подвох, и это новое признание мне не нравилось: из жертвы безжалостных джунглей я превращался в… соучастника. Почему? Все из-за дружбы с ложным, с незавершенным и, по сути, несовершенным.