– У-у-ух! У-у-х! – вырвалось из моего рта, и тысячи новых огоньков обожгли тело, будто комбинезона на мне вовсе не было.
– Будешь у меня крапиву жрать, холерик, – выкрикивал интеллигент. Камеры у него не было, и это предвещало неконтролируемую пытку.
– За что? – вырвалось из моей глотки.
– Смердит тут, суисайдер*, всю природу портит, задавлю! Не смей на себя руки накладывать, грехи здесь разводить, а о твоей меланхолии лучше всего позаботится крапива.
Интеллигент-библиотекарь ловко скрутил охапку крапивы и обеими руками принялся душить меня этой огненной удавкой, но скоро ослабил хватку и рукой в перчатке оторвал солидный шмот крапивного каната, а свободной рукой оглушил меня ударом в ухо. Я непроизвольно разинул рот, куда мгновенно влетел кляп из жгучей крапивы.
– Жуй и глотай! – загремел мучитель.
Я что-то промычал, и он со злобой бросил в ответ:
– Ах, не хочешь жевать, тогда глотай сразу, так быстрее дурь прожжет…
Описываемое кормление стоит за пределами ощущений и впечатлений. Мучитель буквально впихивал в меня скомканные клочья крапивы, так что через минуту глоткой было не только невозможно кричать, но и дышалось с большим трудом. Мне казалось, что место, где голова соединяется с телом, превратилось в один раскалённый шар, который вот-вот лопнет.
Сознание покинуло меня быстрее, чем красный взрыв, но кошмар не кончился. Возвращаясь в мир обыденности, я видел кровожадного библиотекаря с готовой порцией крапивного салата. Листья этого жгучего сорняка были много крупнее обыкновенного и нещадно поджаривали глотку и пищевод. Я давился и поглощал дьявольскую микстуру, пока библиотекарь не произнес:
– Довольно, посмотрим, насколько этого хватит…
Сказать ничего не получалось, какое там – невозможно было даже промычать. Всю ночь я мучился в агонии и к утру отключился. Но даже и во сне явился кровожадный библиотекарь и ругал меня последними словами. Проснувшись, я хоть и страдал от боли, но заметил, насколько поздоровели мои мысли. Думать о самоубийстве или подпускать отчаяние было невозможно – между мною и этими мыслями пролегала полоса красно-зеленого крапивного огня. Казалось, я помолодел и стал смотреть на все яснее, проще. Мне не вспоминались грустные происшествия, а вся нудная кутерьма раздумий, бежавшая за мною следом все прежние дни, отвалилась и исчезла. Также я не помнил, что мне надо делать в этом странном месте, для кого я здесь и что ищу. Поминутно я вспоминал детские дни, стеллажи маминых книжных полок с загадочными корешками увесистых книг. Давным-давно мне думалось, что с годами я вырасту и впитаю все мудрости из толстых томов, – стану большим и важным. Промчались годы, и книги снова стали поучать меня, рассказывая, как познать свой мозг и заставить его работать на сто процентов. Кто же знал, что мозг сам кого угодно заставит работать на всю катушку, что у него есть свой мир с законами и правилами, о которых мы и не подозреваем…
Одни книги вершили революции внутри, задавали непростые вопросы, другие давали разъяснения прежним загадкам, но ставили перед тобой новые проблемы. Умом ты бросался решать задачи века и все время рос и рос на новых огнях знаний.
Так славно было, что в тот день я был свободен от чтения, выискивания, сравнения, – я отдыхал и спокойно себе болел. В иное время можно было устрашиться размеров ожогов и травм, подумать о месяцах, которые уйдут на восстановление. Спасибо Богу, это страхи не подходили и близко, вероятно, остерегаясь новой крапивной взбучки. Чистка удалась, и пусть, кроме повсеместного жжения и распухшей глотки, я ничего не ощущал в своем теле, дух мой был преисполнен умилением. Я уж точно не «смердел депрессией», как выразился интеллигент с крапивным кнутом.
Глава 52
На меня смотрели корешки нескончаемых книг, а я плюсовал давно известные мне вещи о жизни и убеждался, что знаю массу всякого разного: пуды и центнеры знаний покоятся в голове, и больше класть некуда.
Когда ты мал, голова пуста, и жизнь летит вперед, как поезд, полным ходом, – ее запустили, и движение не прекращается. Все идет само собой от рождения и до поры, когда все про все известно. Яркие краски и веселье со сверстниками, такими же, как ты, длинные дни и игры, без конца и повсюду. Я смотрел на мир много лет назад и не сомневался, что все так, как я вижу. Повзрослев, я стал сомневаться, без доверия относился к себе и еще больше к другим. Детством и остальной жизнью управлял один и тот же закон – его-то и надлежало разгадать. Он был плох, но в нем находились такие части, которые устраивали всех.
Отложив очередную книжку, я задумался: мой милый Май, как я его люблю, и никто другой мне не нужен! Однажды друг спросил, чем заслужил он мою привязанность. Я отвечал, что он замечательный друг, понимает меня, у него чуткое сердце, он океан щедрости и для меня ему ничего не жаль.