– Отставить, – я уставился на хищника с чувством, что теперь могу им повелевать, и тогда непонятная собака зарычала на меня. Закрывшись локтем, я прокричал:
– Что за штучки? Вылетишь у меня к чертям собачьим!
Угроза подействовала, и зверюга принялась лязгать челюстями, но ни на кого не покушалась. Но даже на секунду я не хотел спускать с нее внимания, – последствия могли быть плачевными.
– Пойдем отсюда, – проговорил я, – она сейчас не должна трогать, а если нападет, я встану первым!
Май молча кивнул головой, и этот жест развеял сомнения – передо мной мой друг, Май! Мы удалились с того места.
– Как тебя сюда занесло? – услышал он мой вопрос.
– Наверное, так же, как и тебя. Меня охранник доставил.
– Тебя? За что? Это ведь худшее из худшего, в Джи Даун энергия жизни проходит чистку. Кроме боли, я ничего здесь не чувствовал.
Меня захлестнуло жалостью: как это было нелепо и чудовищно – попасть из спокойной периферии в самое пекло ада! Май тоже состроил горемычное лицо. Наверное, у него был нешуточный конфликт с охранником, – что еще мог сотворить этот большой ребенок?
– Охранник?
Друг кивнул.
– Май, – прорвало меня, – они искусили мою человеческую природу, выставили напоказ Невежеству, и я пал к его стопам. Поезд, понимаешь?! Я дошел до того, что хотел там остаться, хотел там жить, забыть про цель, про все. Но ты? Ты всегда был святым, ни на миг не прекращал лить свет, быть светом. Неужели Невежество слизало и тебя? За тебя не зацепиться, какой выступ оно нашло в самом лучшем из всех людей?!
Во мне заныли все раны, голова пошла кругом, и я стал задыхаться. Несправедливость казалась такой жестокой.
Май кротко улыбался, как улыбаются дети, застенчивые и невинные. Рыжеватые волосы солнышком окаймляли его круглое лицо, и под добрыми глазами мирно сплелись морщинки. Он мог улыбаться и понимал, смотрел, видел меня, сквозь меня и все время светился на меня глубокой, незримой субстанцией.
Он на миг сделался серьезным и посмотрел не мигая.
– Дело во мне? Ты мало говоришь, а я хочу знать, – я стал догадываться.
– Друг, дорогой друг, я только могу представить, сколько выпало на твою долю! Теперь я здесь и рад, поверь, рад, что мы свиделись.
– Да, наконец-то! Так давай придумаем, как отсюда бежать, должен быть выход. Я видел высоко в желтом небе серебряные полосы. Там точно лучше – что блестит, то лучше.
– Отсюда выводит охранник, или надо быть в Джи Даун слишком долго, пока, наконец, ты не минуешь барьер «я». Мне доводилось слышать, что Джи Даун прекращает приносить страдания, когда тот, кто страдает…
– Говори, почему замолчал?
– Он должен перестать чувствовать, что мучается именно он.
– Как так? Я не понял.
Май видел мое недоумение, но не мог объяснить лучше:
– Кто страдает? Ты, да? Представь, дорогой мой студент, что страдаю я, а ты смотришь со стороны.
– Я никогда не смогу так сделать. Боюсь, так!
– Понимаю, хорошо понимаю…
– Объясни, наконец, ты же тоже бьешься в агонии…
– Нет, мне выпала печаль.
– Выходит, здесь мучаются все, но по-разному, так?
– Здесь место страданий, но они неразрывны с тем, что на периферии мы называем любовью. Кому-то надо всего день, чтобы миновать этот мир, у другого это займет вечность или близко к тому.
– Но вечность – это абстракция, у нее тоже есть конец!
– Боюсь, ни ты, ни я не знаем правды.
Меня не оставляла мысль: как он сюда угодил?
– Я стал спорить с охранником и изобразил покушение. Я знал, что он отвез тебя в Джи Даун и почти наверняка сошлет и меня.
– То есть? Ты что, специально?
– Могло случиться, что мы больше не увидимся. Когда, как не сейчас, глянуть друг другу в глаза? Я тебе хотел еще сказать…
– Зачем ты пошел на такое безумие?
Горячая слеза просилась из груди, – ну, где на всем свете найдешь такую душу? Самопожертвование было и есть выше моего понимания ценностей жизни и смерти.
– Нет, не говори, ты убьешь меня раньше презренной вечности. Ты сделал это ради меня, но кто я такой… из-за меня в ад?
– Мы уже начали об этом, и я рад, что мы приближаемся к правильному ответу. Может, ты и не понимаешь, но я толкнул тебя к разгадке. Кто ты? – это правильный вопрос. Как твое имя?
– Май, зачем, ты же умрешь, я этого не переживу. Эй, эй, пес, скотина стальная, иди ешь меня, куда ты запропал!