Он, тощенький, хлипенький, сгреб за грудки крупного Зарембу и вышвырнул в приоткрытую дверь, чуть не снеся её с петель.
Вылетев в коридор, Заремба крепко и больно впечатался в твердую стену, озверел от этого и ринулся обратно в кабинет Козельского. И наткнулся на чугунный кулак Мусатова, повергший его в нокаут.
— Ну, Сергей, Анатольевич, вы даёте, — сказал обескураженный Козельский, забыв про зуб. — Заремба у нас каратист. Что будете делать, когда он очнется?
— В самом деле, что? — Мусатов в задумчивости поскреб подбородок. — Ну, это ещё не скоро, а пока полечим-ка ваш зуб.
Он, оказывается, теперь и это умел.
Через час нагруженный пакетами Мусатов звонил в дверь Черемушкинской квартиры.
Черемушкин открыл, незлобно поругал за расточительность: холодильник и так набит под завязку.
Мусатов отнес продукты на кухню, похвалил за чистоту, ибо знал, что Василий не женат. Перекусить решили тут же, на кухне.
Вдвоем они быстро и незаметно приготовили недурной обед: котлеты с тушеной капустой, салат из свежих помидоров и огурцов, щедрая нарезка из буженины, грудинки и копченой колбасы. В отдельной тарелке ломтики розовой форели. Что ещё? Да, да, соленые рыжики под сметаной, как же без них. На первое разогрели щи, переглянулись и выставили на стол запотевшую бутылку водки из бездонного холодильника.
Обед был в самом разгаре, когда вдруг трижды тренькнул входной звонок.
— Лера, поди, — бормотнул Черемушкин и пошёл открывать.
На пороге стоял … Денис. Если не приглядываться, он был как все. Да если и приглядеться, был такой же. Интересно, как он это делает?
— У меня гость, — тихо сказал Черемушкин.
— Вот и славно, — ответил Денис. — Он-то мне и нужен.
И, ловко обогнув Черемушкина, направился на кухню.
— Я вас где-то видел, — сказал Денис Мусатову, садясь на свободный стул. — Вы не Сергей Мусатов?
— Именно, — произнес Черемушкин, устраиваясь на своем месте. — А это Денис Антипов.
Мусатов кивнул.
— Наслышан, наслышан, как же, как же, — сказал Денис. — В Женеве, говорите, работаете?
— Рядышком.
— И там, рядышком, зафиксировали выброс?
— Какой выброс? — Мусатов мельком посмотрел на Черемушкина и вновь опустил глаза.
— Выброс зафиксировали под Женевой, а Объект появился под Тамбовом, — сказал Денис. — Не странно ли?
— Загадками говорите, молодой человек, — Мусатов вздохнул и повернулся к Черемушкину. — Василий, друг мой, я только что от Козельского. Вопрос вроде бы решен, и вдруг появляется этот юный рьяный разведчик. От какого ведомства работает твой товарищ?
— Не от какого, — ответил Черемушкин. — Денис погиб два года назад.
— Для погибшего он неплохо выглядит, — усмехнулся Мусатов.
— Этот ваш акт — сплошное бесовство, — сказал Денис, вставая. — Сами же себе подписали приговор. Всё будет меняться очень быстро, и глазом не успеете моргнуть. Вы, Сергей Анатольевич, скоро опомнитесь, да будет поздно. Ну, а тебя, Вася, уже крепко засосало.
Сказав это, он направился к окну, распахнул правую створку. Воздух в раскрытом проёме задрожал, переливаясь мелкой рябью, сгустился, сделавшись белесым, непрозрачным, похожим на плотный грязноватый холст, потом вдруг этот холст с треском разорвался, и в комнату из окна ломающейся походкой тряпичной куклы вошла фигура без лица, без пальцев на руках, с хохолком из серой пакли на круглой голове, закутанная в длинный драный бардовый халат.
— Пожалуй, это слишком, — произнес Мусатов, поднимаясь.
— Нет, нет, — остановил его Денис и повернулся к Черемушкину. — Барсакельмес помнишь? Нельзя было трогать саркофаг, тем более то, что в нем лежало. Получи теперь эту эктоплазму, живи с ней, а меня уволь.
Легко, играючи вспрыгнул на подоконник. Кукла повернула к нему голову, выдавила странный утробный звук.
— Эй-эй, — встревожился Черемушкин. — Погоди. Мне не нужна эктоплазма. Ты же знаешь — из неё разовьется фантом, который обязательно материализуется. Что я скажу Лере?
— Хочу предупредить: вашими стараниями очень-очень скоро Объект разовьется в замкнутую систему, — произнес Денис. — Сергей Анатольевич, вы учёный, объясните этому неучу, что такое замкнутая система.
И вышел в окно. Эктоплазма завизжала, бросилась вслед за ним, с воем полетела вниз. Внизу во дворе возбужденно загалдели соседские бабки. Вечно они, эти бабки, тут как тут.
Шмяк, будто спелый арбуз раскололся о землю.
— Господи, — выглянув в окно, пробормотал Мусатов. — Грязищи-то.
Внизу расплылась желтая пузырящаяся лужа, в которой медленно тонул драный халат.
— Приплыли, — сказал Мусатов, закрывая окно.
Глава 32. Отловить
— М-да, — сказал Черемушкин, садясь за стол. — Водочки?
— Не откажусь.
— Так что такое замкнутая система?
— Сперва, как советовал господин Ерофеев, нужно выпить-закусить, а уж потом разговоры разговаривать, — ответил Мусатов. — Будем.
За стол он не сел, выпил стоя. Подошел к окну, открыл, выглянул вниз и присвистнул.
— А лужи-то нет. И халата нет.
— Странно, однако, — сказал Черемушкин, налегая на буженину и рыжики.
— Жди фантома, — буднично произнес Мусатов и, зевнув, потянулся. — Спать охота.
— После Объекта всегда спать охота, — сказал Черемушкин. — Особенно если это ядерный объект.
— Бывал? — спросил Мусатов и вновь зевнул.
— Было дело, — ответил Черемушкин. — Так что такое замкнутая система?
Мусатов, скривив рот, почесал подбородок. «Это, наверное, у нас от обезьяны, — подумал Черемушкин, глядя на него. — То репу почешем, то за ухом. И обязательно рожу скривим. Прав был дедушка Дарвин, зря его чехвостят. А, кстати, чехвостить — это же от слова хвост. Таскают за хвост, что ли?»
— Э-э, — сказал Мусатов, прохаживаясь вдоль окна. — Денис, наверное, имел в виду, что Объект превращается в изолированную систему. То есть, в систему, у которой взаимодействие с внешним миром отсутствует или скомпенсирована. Ну и что с того? Ну, изолируется, ни мы к ним, ни они к нам. Другой вопрос: почему это происходит? И можно ли верить Денису, который, извини, два года как труп. Кстати, ты не больно-то удивился его появлению. Он здесь не в первый раз?
— Второй.
— Да, об этом доме я наслышан, — сказал Мусатов, усаживаясь за стол. — Я бы на твоем месте поменял квартиру. Цены здесь заоблачные, можешь выбрать что угодно.
Кто-то позвонил в дверь.
Черемушкин посмотрел в глазок, убедился, что это не Денис и тем паче эктоплазма, потом открыл. Это был Небирос.
— Привет, — сказал Черемушкин. — Я думал — Лера.
— Лера скоро подъедет, — ответил Небирос, бесцеремонно проходя на кухню.
Этот человек знал всё.
А Небирос между тем уселся рядом с Мусатовым и весело произнес:
— Так, значит, Объект превращается в изолированную систему? И в чем это выражается?.. Нет, нет, можете не говорить, я попробую пофантазировать. Сама по себе система, какой бы категории она ни была, превратиться в замкнутую не может, для этого нужна разумная воля. А теперь рассмотрим математически, какой должна быть эта воля, её сила и вектор направленности, учтем краевые факторы, факторы отторжения и притяжения, и прочее, и прочее.
В руках у него появился планшет с матовым экраном, на котором он пальцем начал быстро-быстро выводить заумные формулы.
Мусатов сначала смотрел на экран искоса, потом что-то его увлекло, и он подсказал шепотом, но Небирос тихо возразил: «Помилуйте, здесь теорема Гёделя неприменима», на что Мусатов сказал: «Именно здесь и применима», и они секунд пять молча пялились на планшет и сопели, потом Небирос сказал: «Ладно, пусть. Поехали дальше». И они поехали дальше, не обращая внимания на заскучавшего Черемушкина, для которого сухая математика всегда была филькиной грамотой.
Вскоре грамотеи говорили оба сразу, перебивая друг друга, и шумно радовались общему успеху. В один из таких радостных моментов, где-то на десятой минуте бурного общения, Мусатов вгляделся в сосредоточенное лицо Небироса и сказал: «между прочим, Сергей». «Между прочим? Небирос, в смысле Николай», — ответил Небирос. Они шлепнули друг другу ладонь о ладонь и вновь затараторили.