— Ну, и где твоя стройка? — сказал Черемушкин, выискивая на углу ближайшего дома табличку с названием улицы и номером дома.
Таблички не было.
— Нету стройки, — ответил Дергунов, деловито пощелкивая фотоаппаратом. — А сверху нету города. Хоть стой, хоть падай.
Кинул быстрый взгляд на Черемушкина и спросил:
— Что-нибудь ищешь?
— Дом пятнадцатый по улице Зомбера, — отозвался Черемушкин. — Ты знаешь, кто такой Зомбер?
— Вон мужичок чешет, спроси у него, — посоветовал Дергунов, но Черемушкин уже сам увидел местного мужичка и заговорил, устремляясь к нему:
— Прошу прощения, здравствуйте, не могли бы вы сказать, где здесь дом номер пятнадцать по улице Зомбера?
— Сначала здравствуйте, потом прошу прощения, — поправил его человек, останавливаясь.
Был он мал ростом, сутул, плешив, плоховато и как-то странно одет, и, пожалуй, стар. Хотя нет, не стар, лицо без морщин, просто обветрен, присыпан пылью, передние зубы отсутствуют, отчего шепелявит. Странность в одежде заключается в том, что на нем брюки задом наперед, мотня болтается сзади, а рубашка застегнута криво, со сдвигом на один прогал между пуговицами.
— Значит, ищете Зомбера пятнадцать, — продолжал человек, щербато улыбаясь. — Идёмте, покажу.
Развернулся и пошёл в обратную сторону, рядом с ними, приговаривая:
— Чудно вечером ложиться спать пареньком, а утром просыпаться старикашкой. Непривычно. Как вы думаете, молодые люди?
Молодые люди, которые шли сзади, переглянулись. Дергунов покрутил у виска пальцем, Черемушкин развел руками.
— Эти двое, которые вчера приходили, не ваши? — спросил вдруг человек.
— Не, не наши, — отозвался Черемушкин, не особенно при этом привирая, ибо те двое никак не относились к Комитету.
— Надобно бы вам зарегистрироваться, — деловито сказал человек. — А-то наши-ваши — ничего не поймешь. У нас тут и без вас, пришлых, путаница, так что вот вы и пришли.
И показал пальцем на проглядывающий между двумя пятиэтажками деревянный двухэтажный дом.
— Это, стало быть, Зомбера пятнадцать. А регистрироваться нужно в мэрии, идёмте покажу.
— Попозже, — буркнул Черемушкин. — До свидания, дядя.
— Попозже, так попозже, — пожал плечами человек.
И пошёл себе, приговаривая:
— Какой же я дядя, когда вчера был Генашкой? Удивительные дела твои, папа…
Глава 4. Иеремия
Улица была абсолютно пуста, будто город вымер, ни людей, ни машин, ни всесущих кошек с собаками, и это было непонятно, поскольку были же недавно музыка, шелест шин, бибиканье, собаки тявкали. Мужичок куда-то исчез, свернул в переулок, поди. И вдруг, как гром средь ясного неба, — многоголосый шум толпы и справа на улицу начала выползать демонстрация с разноцветными знаменами, цветастыми плакатами, дудками, трещотками, возбужденная, тесная, будто сросшаяся плечами, зыркающая по сторонам горящими глазами.
— Уходим, — сказал Черемушкин. — Стопчут.
И первым устремился к деревянному двухэтажному дому…
В единственном на весь дом подъезде после ослепительной улицы было темно, глаз коли, воняло кошками и прокисшими щами, по углам стояли криво поставленные друг на друга коробки, а под деревянной лестницей, перхая, ворочался какой-то мужик, видать устраивался на ночевку, хотя день ещё был в самом разгаре.
— Седьмая квартира — это второй этаж, — уверенно заявил Черемушкин и через две ступеньки пошагал вверх по скрипучей лестнице.
Он оказался прав, первая квартира по левой стороне была именно седьмой. Звонка не было, пришлось стучать.
Вот ещё кто-то вошел в подъезд, тотчас сунулся под лестницу, потревожив давешнего бомжа, который начал пьяно ругаться. «Цыц», — сказал вошедший и пару раз тупо ударил. Бомж умолк, и тогда этот вошедший, судя по звукам, поволок его на улицу.
Черемушкин поднял руку, чтобы ещё раз постучать, но из-за дверей вдруг тоненько спросили: «Кого вам?»
— Мне Иеремию, девочка, — ответил Черемушкин.
— А нету.
— Вчера у вас были два дяденьки, — миролюбиво просюсюкал Черемушкин, подстраиваясь под строптивого ребенка. — Забыли сумку. Как бы её, сумочку эту, забрать?
Щелкнул замок, дверь отворилась. Между прочим, девочка оказалась белобрысым мальчиком.
— Только быстро, — сказал мальчик и как только друзья прошмыгнули в прихожую, тут же захлопнул дверь.
— Какая из себя сумка? — спросил мальчик.
— Черная, большая.
— Этого мало, — сказал мальчик.
— Из полиэстера, — добавил Черемушкин, удивляясь рассудительности мальца. Хотя какая тут к черту рассудительность, ежели впустил в дом незнакомых людей.
— Как звали этих двоих? — спросил мальчик, но вдруг улыбнулся и махнул рукой. — Ладно, не напрягайтесь, вижу, что оттуда. Вон сумка, под вешалкой стоит. Но вы ведь не только ради сумки пришли.
— Не только, — согласился Черемушкин, переглянувшись с Дергуновым.
— Проходите в комнату, — сказал мальчик. — Можно на диван.
Молча проследил, как друзья усаживаются, после чего сказал:
— Я и есть Иеремия. Так что у вас за вопрос?
По описанию оперов, по пьяной лавочке забывших у Иеремии сумку, был Иеремия здоровенным таким белобрысым бугаем, которого трактором не своротишь и нипочем не перепьешь. При этом хитрым, умным, наблюдательным, разбирающимся в здешних тонкостях. То есть, был Иеремия опытным матерым пожившим своё мужиком, но никак не ребенком.
С другой стороны, и показавший им дом номер пятнадцать папаша с мотней на попе что-то такое, уходя, молотил, что никакой он не дядя, а вчера ещё был Генашкой. Странные дела тут творятся.
— Ты, мальчик, хочешь сказать, что ты и есть тот самый Иеремия? — уточнил Черемушкин.
Иеремия утвердительно кивнул.
— А что? — задумчиво сказал Дергунов, который сидел на диване так и не снявши своего рюкзака. — Под Пермью, говорят, тоже наблюдаются выкрутасы со временем.
— Ну, не до такой же степени, — произнес Черемушкин, — Ты, парень, один живешь? Мама, папа есть?
Иеремия поморщился и сказал:
— Так что у вас за вопрос?
После чего подошел к окну, выглянул на улицу, осторожно так выглянул, будто бы опасаясь чего-то. Чего именно?
— Ты не обижайся, — Черемушкин встал и направился к серванту, на котором стояла выцветшая фотография. — Очень любопытно. Это ты?
С фотографии на него смотрел мордастый парень с неохватной шеей и нехорошим прищуром.
— Я, — ответил Иеремия.
— Когда снято? — немедленно спросил Черемушкин.
— Почем я знаю? В общем, так, ребятки, мы так не договаривались, на глупые вопросы я не отвечаю. Шли бы вы откуда пришли, мне ведь только свистнуть, мигом прибегут.
Экие перепады у этого мальца: то полная расположенность, благожелательность, а то в горло готов вцепиться.
— Прости, дорогой, — миролюбиво произнес Черемушкин и широко улыбнулся. — Не знал, что тебя заденет.
Поставив фотографию на место, развел руками, дескать — бывает и, все так же улыбаясь, сказал:
— Ты случайно не слышал о таком Валете? Он в вашем районе проживает.
Иеремия вдруг побледнел, забегал глазами, весь как-то съежился, потом плаксиво проговорил:
— Дяденьки, ну пожалуйста, ну не надо.
И, торопясь, затараторил:
— Я вас не звал, я вас не знаю, пошли, стало быть, вон. Забирайте свои шмотки и чтоб я вас больше не видел.
При этом подпихивал плечом застоявшегося Черемушкина к выходу, чтоб уматывал, хватал засидевшегося Дергунова за руки, чтоб побыстрее встал и катился.
Всё это было весьма неожиданно, впрочем не более неожиданно, чем всё остальное в этом городе.
Так получилось, что Дергунов, схватив тяжелую сумку, выскочил за порог первым, а Черемушкин, пытаясь воззвать к разуму взбесившегося ребенка, застрял в дверях и что-то там, увещевая, бормотал, но внезапно произошли два взаимоисключающих действия: Иеремия сунул Василию в брючный карман туго скатанный бумажный шарик, затем без всяких усилий развернул его, весившего в два раза больше, к себе спиной и выписал мощнейший пендаль, от которого Черемушкина неотвратимо понесло на Дергунова. Дверь с треском захлопнулась, одновременно с этим Василий опрокинул хилого очкарика.