Времени до утра было навалом, и Небирос с помощью Самаэля переместился на Либерти-стрит, в вычислительный сектор внешне неприступного Федерального Резервного Банка, где нашпионил хуже некуда. После чего с приятным чувством исполненного долга покинул гостеприимный Нью-Йорк и отправился на родину, в Знаменск…
Прибыв в аэропорт Мюнхена, не обременённый багажом Берц остановил такси (потрепанный Фольксваген) и на ломаном немецком попросил подкинуть до улицы Меделегабельштрассе. Таксист, русый парень с чеканным профилем, вылитый ариец, почесал затылок и включил навигатор. Тот замигал и сделал вид, что сейчас отключится.
— Черт, — бесстрастно сказал Берц.
— Русский? — обрадовался парень и постучал ногтем по навигатору.
Тот ожил, принялся показывать какой-то разноцветный орнамент.
— Еврей, — отозвался Берц.
— Я тоже с Украины, — сказал парень. — Тут этих штрассе, как собак нерезаных. Ты, друг, на пальцах объясни, где это. Хотя, постой.
Навигатор наконец-то показал, куда ехать…
Парень, которого звали Федор, Берцу понравился. Разузнав, сколько тот получает за извоз, он похихикал и предложил в десять раз больше.
— Не, в Рашу не поеду, — крутя баранку, отозвался Федор. — Тут стабильность, порядок, сосиски, пиво немецкое, а не Чебоксарское. Раше, брат, хана.
— А ты попробуй, — сказал Берц. — Возьми отпуск, за месяц заколотишь почти как здесь за год. А если Мортимеру понравишься, он тебе и больше положит. Одному пареньку, например, бывшему охраннику, платит четыре тысячи евро. За то, что текст в Ворде набирает. А тебе, компьютерщику, полагается много больше. Нам компьютерщики нужны.
— Откуда знаешь, что я компьютерщик? — сглотнув, спросил Федор. — Я же бомбила.
— За рулем сидишь, как за компом, — улыбнулся Берц. — Будто в симулятор играешь. С джойстиком.
— Ты из Москвы умный такой? — уточнил Федор.
— Угу.
— Оно, конечно, четыре тыщи на дороге не валяются, — раздумчиво пробормотал Федор. — Программисты, вообще-то, гребут больше, но их сюда понаехало — не протолкнешься. Все места заняты, зубами за работу держатся… Но в Москву не хотелось бы, выгонят и не спросят, хочешь ли ты этого. Масса примеров. Нет, брат, тут надежнее.
— Ну, смотри, — сказал Берц. — Главное, желание. Заставлять мы не имеем права. Категорически запрещено. Тем более что и не в Москве это вовсе, а в Знаменске.
Федор криво ухмыльнулся. Видно, потерял всякий интерес к предмету разговора. Они, конечно же, и далее перекидывались односложными фразами, но Берц больше не педалировал, а Федор к прошлой теме не возвращался.
Дом на Меделегабельштрассе был недавно покрашен, но далеко не нов. Было в нем девять этажей, и был он окутан острым смрадом курицы, жареной в чесноке. Федора затошнило, и он быстренько закрыл форточку.
Берц щедро отстегнул ему 400 евро и попросил подождать.
— Только я вон туда, к скверу перемещусь, — предупредил Федор.
Чувствуется, шальному баблу обрадовался. Это было хорошо.
У Берца этих евро, этих красивых фантиков, всегда было сколько хочешь. Не проблема, если на подземном заводе имелся печатный станок, который шлепал любую наличность, какую пожелаешь. Но в данном случае источник денег был совсем другой. Данная акция, имеется в виду командировка в Мюнхен, исключала подлог, деньги должны были быть настоящими. Они и были настоящими. Берц щедро черпал их из банковских сейфов, которые для любого другого были наглухо закрыты. Только не для него. То же касалось изделий из золота и драгоценных камней, всё было истинное, настоящее.
Нужная квартира находилась на третьем этаже. Здесь несчастной курицей несло просто страшно, и это тоже было хорошо, значит, Тарнеголет был дома. А куда ему, пенсионеру из Нижнего Тагила, деваться?
Звонок не работал, Берц постучал кулаком по мягкой обивке. Как ни странно, Тарнеголет услышал, но не открыл, а начал выспрашивать из-за закрытой двери: кто там да зачем так колотить?
— Я ваш бывший сосед по Нижнему Тагилу, — ответил Берц. — Откройте, Зиновий Захарович, есть дело на крупную сумму.
Тарнеголет приоткрыл дверь, но с накинутой цепочкой, так что осталась узенькая щелочка. Вот тут-то курицей шибануло не на шутку, у Берца аж слезы брызнули из глаз.
— Я вас не знаю, — заявил Тарнеголет.
— Стоило ехать из Нижнего Тагила, чтобы получить отлуп, — сказал Берц, усиленно моргая. — Меня вы можете не помнить, но я вас помню прекрасно, Зиновий Захарович. Вы преподавали у нас на юридическом факультете.
— Где именно? — уточнил Тарнеголет. У него были реденькие черные всклокоченные волосы с проседью и густые седые брови.
— В пединституте, — ответил Берц. — И вы мне в свое время очень помогли. А я не люблю оставаться в долгу, тем более, что зарабатываю очень прилично. Видите, узнал ваш адрес.
— От кого узнали? — немедленно спросил Тарнеголет.
— Его фамилия Иванов, — сказал Берц наобум Лазаря и угадал, потому что Тарнеголет немедленно открыл дверь, пропустил его в коридор и даже кивнул в сторону вешалки: дескать, можете тут повесить свой плащ. Что Берц не преминул сделать.
Что ж, здесь никакого понуждения не было, всё было чисто. Оставалось ещё, чтобы старый еврей добровольно расстался с предметом, который для него ровно ничего не значил. Продажа по собственному желанию также относилась к добровольной отдаче. Куда легче было бы пинком распахнуть хлипкую дверь, оглушить поленом хитрого престарелого жлоба и забрать нужную вещицу, но нет, нельзя. Мортимер требовал предельной чистоты сделки и ни капли насилия, чтобы ни к чему нельзя было придраться.
Предмет этот, черную от старости растрескавшуюся шкатулку, Берц увидел сразу, как только сопровождаемый Тарнеголетом вошел в тесную гостиную. Здесь стояли накрытая ковром тахта, трехстворчатый шкаф да в углу двухтумбовый стол. Шкатулка покоилась на столе, и ценности для хозяина, похоже, не представляла. Пыльная, с присохшей в двух местах жвачкой, забрызганная чернилами и пожелтевшей краской.
— Ну, так-с, — сказал Тарнеголет, проходя к столу и усаживаясь в кресло с деревянными ручками. Жестом показал, что Берц может сесть на тахту.
Глава 16. Шкатулка
— Дело прежде всего, — произнес Берц, вынув из пиджака пухлый конверт и положив его на стол перед Тарнеголетом. — Долг, так сказать, платежом красен.
— Не можете напомнить — какой долг? — спросил Тарнеголет, после чего заглянул в конверт, изумленно вздернул брови и добавил: — Можете не напоминать.
Тут же спрятал конверт, набитый сотенными евро, в стол и оживленно сказал:
— Спасибо, что нас, стариков, не забываете. Так как вас звать-величать?
— Берц. Григорий Макарович.
— Как же, как же, помню, — соврал Тарнеголет. — Курочки не отведаете на дорожку?
Лихо это он. Дело ещё не началось, а он уже провожает.
— Спасибо, сыт, — ответил Берц. — Мы всё на юрфаке гадали, что означает ваша фамилия. Она такая необычная.
— Да уж, — томно согласился Тарнеголет. — Есть такой Марьян Беленький, пишет народные сказки. Одна из них называется «Бейцим шель захав». Попробуйте догадаться, о чем она. «Жили были савта ве саба. И была у них тарнеголет Ряба. Снесла тарнеголет бейца. Не простое, а шель захав». Ну и так далее.
— Я понял, вы про это, — сказал Берц, вынимая из бездонного пиджака солидное такое, увесистое золотое яйцо. — Коли вы тарнеголет Ряба, то это, похоже, ваше шель захав бейца?
Тарнеголет даже рот разинул от такого богатства. А ручонки так и потянулись к нему, так и потянулись.
— Я понял, вы олигарх, — выдавил он. — Я вас сразу узнал. Нет, я ошибся, олигарх скорее удавится, чем кому-то подарит копеечку. Вы директор золотого прииска, о вас писали в газетах.
Руки его почти дотянулись до яйца.
— А давайте меняться, — улыбнувшись, сказал Берц, отодвигая руку, чуть-чуть, чтобы держать добычу на коротком поводке. — Ваша фотография у меня есть, а вот что-нибудь ваше на память о вас.
— У вас общая фотография, — на выдохе прошептал Тарнеголет. — Там всё плохо, мелко. В память я готов пожертвовать вам, драгоценный вы наш Григорий, э-э, Макарович, хорошую фотку. Можно по пояс, можно в полный рост, с наградами.