— Вам, дорогой мой, — добавил Мортимер, — необходимо пару деньков побыть рядом с нею, поухаживать. Лере будет приятно.
— Мне тоже, — отозвался Черемушкин.
Он не стал уточнять, что за имплантат Мортимер имеет в виду, боялся услышать правду. Он знал лишь одно: смертельный луч убил Леру, а кудесник Мортимер восстановил её. К этому нужно было либо привыкнуть, либо, что много лучше, забыть.
Ближе к полуночи Черемушкин перенес её, сонную, в спальню, сам устроился в гостиной и мгновенно уснул. Но ровно в полночь проснулся. Кто-то в спальне говорил приглушенным шепотом, похоже — мужчина.
«Чтоб тебя», — подумал Черемушкин, подкрадываясь к дверям. Осторожненько открыл и увидел Дениса Антипова, который стоял у кровати и что-то тихонько говорил внимательно слушающей его Лере. Комната была слабо освещена настенным светильником, очевидно включенным Лерой. Да, и вот ещё что: Денис напрочь не отражался в большом зеркале стенного шкафа.
— А вот и Василий, — сказал Денис, не оборачиваясь. — Заходи, Вася, будь другом.
— Давненько не виделись, — проворчал Черемушкин. — Хоть бы предупредил заранее.
— Вот я и предупреждаю заранее, — Денис повернулся к нему и улыбнулся. — Только ты, друг, слышать не хочешь. А Лера слушает. С тех пор, как стала видеть меня.
— И давно это случилось? — спросил Черемушкин у Леры.
— Минут пять как, — ответила Лера. — Просыпаюсь, а Денис рядом. Поначалу он расплывался, таял, я такое видела там, в саду, когда… потеряла сознание. Но потом он сделался нормальным. Он говорит интересные вещи, Васенька, ты послушай.
— Слушаю, — сказал Черемушкин, подходя и садясь на край кровати. — А что? Завтра выходной. Давай, Денис, валяй.
— Есть много способов вывести матушку Землю из равновесия, — начал Денис, заложив руки за спину и расхаживая из угла в угол. — Но всегда, откуда ни возьмись, возникают обстоятельства, мешающие этому. О чем это говорит? О том, что Создателем в каждую природу, в каждое явление заложен принцип равновесия. Проходя критическую точку, явление вызывает противодействие, возвращающее его в изначальное положение. Именно поэтому в природе так мало естественных катастроф, всё больше рукодельных, нами, твердолобыми, придуманными. И как-то всё так выходит, что мы расправляемся сами с собою, особенно ежели замыслов громадьё. Себя же своими руками, не понимая этого. Потом ищем виноватого, а что его искать — погляди в зеркало. Но бывают всё-таки такие исключения, что не приведи Господь. И вот сейчас как раз такое исключение. Мортимер назвал это чудовищное явление Планзейгером. Мозгов не хватило назвать поизящнее, или тут что-то другое? Василий, ты, случаем, не знаешь?
— Экий ты, Денисыч, язва, — отозвался Черемушкин, которому уже и спать расхотелось. — Есть в Хронопоиске такой термин, когда не представляешь, кого ждать, кого увидишь. Может, это дядя родной, а может чудовище унитазное.
— Второе вернее, — хохотнув, сказал Денис. — Мортимер его возрождает, но никто его не увидит. И имя Планзейгер будет в самую точку. Потому что это не что-то конкретное, а совокупность всего, живущее как в частичке, так и в массе. Страшное дело. Эта совокупность образовалась в свое время неизвестно как, впитав в себя волеизъявление и энергию мертвого и живого, земного и инопланетного, видимого и невидимого. Его возрождение неминуемо приведет к хаосу, а это дело глубоко наказуемое. Пострадаете не только вы, причастные к этому, но и непричастные. Правда, Лере я говорил совсем о другом. Правда ведь?
— Правда, — ответила Лера. — Теперь мне ничего не страшно.
— Это хорошо, — сказал Черемушкин. — Спасибо тебе, старик. Стало быть, Леру теперь опекаешь? Молодец, дружбан. Только у меня к тебе просьба — появляйся днем, а то у нас молодая семья, ночью бывает всякое, и вдруг — ты! Нехорошо, старик, не этично как-то, не по-людски. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — вздохнул Денис. — Но не получается, днем вас нет, ночью купол мешает. Сегодня купола нет, я и рад-радёшенек. Извини, друг.
— Друг-то друг, — сказал Черемушкин, — но почему-то сразу пошёл не ко мне, а к Лере. И почему же?
— Она понимает, что что-то с ней неладно, — ответил Денис. — Это её беспокоит, только она тебе ничего не говорит. Боится.
— Что я — зверь? — пробормотал Черемушкин, нахмурившись. — Лерусик, это правда?
— Я себя боюсь, — прошептала она. — Прости, дорогой.
— В общем, я решил начать с Леры, — бодро произнес Денис, и это были его последние слова.
Глава 20. Избранные
Из большого зеркала, весьма украшавшего стенной шкаф, вырвался узкий фиолетовый луч и ударил Денису в спину. Было похоже на то, как пламя свечи прожигает бумагу: сперва бумага желтеет, потом чернеет, потом образуется рваная дыра с горящими краями. Все эти события ровно в той же последовательности произошли мгновенно, лишь рваная дыра, стремительно вырастая в размерах, продержалась несколько дольше. Миг — и от Дениса, вполне реального, физически осязаемого, ничего не осталось, лишь запах горелой тряпки, но и это быстро прошло.
— Господи, — сказала Лера. Губы её задрожали, в больших глазах появились слезы.
— Он не настоящий, — сказал Черемушкин, которому и самому было не по себе. — Этим его не возьмешь.
— Всё равно жалко, — Лера всхлипнула. — Ты же знаешь, я вообще не плачу, а тут готова разреветься. За что его? Кому он помешал?
— Думаю — это Архаим, — сказал Черемушкин. — Денис говорил что-то про купол. Это может сделать только Архаим. И луч — его рук дело. Помнишь в «Балчуге»?
— Кто этот Архаим? — спросил Лера, вытирая глаза платочком. — Фашист недобитый?
— Не поверишь — это такой малюсенький зверек в очках, очень симпатичный, — ответил Черемушкин. — Он не фашист, просто это его работа. Что Мортимер прикажет, то он и делает…. Ты мне лучше расскажи, о чем говорил Денис. Это может быть важно.
— Говорил, что смерть — это не страшно, это только начало настоящего, потому что сейчас мы живем в кривом зазеркалье, — подумав, сказала Лера. — Ему лучше знать, я поверила. Что Мортимер готовит грандиозный спектакль, который будет иметь оглушительный успех. И что нам с тобой отведена главная роль. Ни больше, ни меньше…. У тебя диван раскладывается? А то я здесь не смогу уснуть.
— Купол, говоришь? — сказал Черемушкин, помогая ей встать. — Спектакль, говоришь? Ну, ну…
Эта пятерка избранных собиралась нечасто, раз в два-три года, но сейчас в деловом мире возникла вдруг форс-мажорная ситуация, абсолютно непредвиденная, не просчитываемая, непредсказуемая. Нужно было выруливать.
На сей раз собрались они на острове Гавайи, называемом ещё Большим островом, принадлежащем США, в окруженном полями орхидей городе с замечательным названием Хило, в частном трехэтажном особняке, обсаженном густой растительностью, продраться сквозь которую было невозможно, мешали колючая проволока и многочисленные охранники. Кроме особняка на частной этой территории размером в десять гектаров, принадлежащей одному миллиардеру, имелся большой бассейн, поле для гольфа, вертолетная площадка, парковая зона и много чего другого.
Да, следует добавить, что никого из этой пятерки избранных мы с вами не знаем. И никто не знает, потому что люди эти больших постов не занимают, не засвечиваются, и вообще нигде не работают, а на что живут — непонятно. Но с голоду не пухнут и одеваются прилично, хотя на улице их не встретишь. На вид им по 70–80 лет, на самом же деле много больше, не худы и не толсты, среди них один лысый, у остальных реденькие седоватые волосы, в общем — вполне стандартные, ничем не примечательные люди. Если удобно, называйте их мировым правительством, хотя все политологи дружно утверждают, что такого правительства нет.
Из аэропорта Хило в особняк этих людей доставили на вертолете, но самое интересное, что в аэропорт никто из них не прилетал, в здании аэропорта каждый появился кто откуда, кто вышел из служебной комнаты, кто из туалета, кто из темного угла, в котором даже урна не поместится.
Освежившись в бассейне с бирюзовой водой, они в мокрых трусах, не плавки же таскать на старости лет, перешли на продуваемую со всех сторон крытую веранду, уселись в кресла-качалки и задремали. Спустя полчаса вертолет отвез их в аэропорт, на этом всё. Но это взгляд со стороны, на самом же деле вовсе они не дремали, а весьма даже плодотворно общались, просто им не нужно было пялиться друг на друга и шлепать губами. И в ледяном шампанском они не нуждались, и в черепаховом супе, хотя хозяин-миллиардер так и крутился вокруг, чтобы услужить.