— Да не вертись ты, — сказал Мортимер. — Тебе-то что?
Между тем шофер переключил скорость, поддал газу, и машина помчалась всё быстрее и быстрее. В окнах замелькали дома, фонари слились в одну желтую полосу, затем всё унеслось назад, остались лишь черный купол неба да скудно освещённая луной полоса асфальта. Почему-то казалось, что они всё время мчатся под гору, земля вдруг сделалась с овчинку, и дорога уходила куда-то вниз. А, может, и правда вниз?
— Мэ-э, — проблеял Черемушкин. — Уж не в преисподнюю ли мы направляемся?
— Типун тебе на язык, — сказал Мортимер и вдруг хихикнул. — Что, боязно? А хотелось бы?.. Ладно, ладно, шучу. Мы едем к Порталу, там ты увидишь всю мощь, всё величие нашего Проекта.
Глава 8. Портал
Небо посветлело, а через пару минут, когда лимузин перевалил пригорок, снизу вдруг ударили сотни голубых прожекторов. Впереди, метрах в пятидесяти, ясно обозначился обрыв, но водитель и не подумал сбавить скорость. Эти жалкие метры быстро закончились, машина, очутившись на краю, опрокинулась вниз, но то ли зацепилась задними колесами, то ли что-то ещё её затормозило, короче она повисла на отвесной стене, готовая в любой момент рухнуть в бездну, на дне которой угадывались какие-то серые постройки с ажурными выступами, жуткое переплетение матовых труб, аспидно-черные кубы на фоне бирюзовой травы, узкие каналы со струящейся водой, ещё что-то физически плотное, твердое. Черемушкин, обмирая, зажмурился, и тут же услышал язвительный голос Мортимера:
— Обмельчал народец. Раньше-то, помнится, до потопа, и по воде аки посуху ходили, и вообще левитацией владели, а что сейчас? Глаза-то открой, добрый молодец.
Черемушкин послушно открыл глаза. Всё то, что устрашало его на далеком дне пропасти, приобрело пусть фантастический, непривычный, но вполне благопристойный вид, потому что находилось не внизу, а впереди. Серые постройки превратились в двадцатиэтажные застекленные сооружения, излучающие голубое свечение, а выступы над ними — в некое подобие устремленных в небо решетчатых антенн. Трубы опустились под землю, то есть их как бы не было, черные же кубы по сравнению со стеклянными постройками оказались приземистыми, всего лишь пять этажей в высоту, хотя в ширине ничем им не уступали. Вся эта если можно так выразиться промышленная площадка находилась в поросшей зеленой, а вовсе не бирюзовой, как показалось сверху, травой обширной долине, по краям которой угадывались черные возвышенности.
— Это и есть Портал? — спросил Черемушкин.
Мортимер обиженно засопел.
— Впечатляет, — добавил Черемушкин.
Мортимер заулыбался.
— Но портал — это, как я помню, ворота, прямой доступ, — сказал Черемушкин. — Не вижу связи.
— Именно здесь осуществляется прямая связь, — несколько раздраженно сказал Мортимер. — Начитались, понимаете.
И добавил: «Трогай, Саврасов». Водитель немедленно нажал педаль газа.
«Саврасов, — подумал Черемушкин. — Уж не тот ли Саврасов, который беглый зэк? Да нет, чушь какая-то, хотя фиг его знает. У местных витиеватые имена, а этот — Саврасов».
Поерзав, он придвинулся к Мортимеру и зашептал:
— Саврасов случаем не наш?
— Ваш, — басисто ответил тот. — Но уже и не ваш, а скорее наш. Да ты не церемонься, тут все свои. Стоит сказать: «Саврасов, будь добр», и он мигом окажется рядом. Домчит, куда прикажешь.
— К примеру, в Тамбов, — предположил Черемушкин.
Лимузин, мчащийся в это время по горбатому мосту через одетый в серый гранит канал, тряхнуло, и название любимого города Черемушкин проблеял.
— Зачем тебе, орлу, занюханный Тамбов? — искренне удивился Мортимер. — Не далее, чем через неделю на Лубянке появится приказ о переводе тебя в Москву. Возглавишь отдел по изучению аномальных явлений. Хе-хе-хе.
Лимузин затормозил возле одного из стеклянных зданий.
— Откуда вам известно? — сказал Черемушкин, несколько покоробленный этим «хе-хе». — На объекте вы можете распоряжаться, вы тут живете, а вот насчет Лубянки извольте усомниться. Вы что — Господь Бог?
— Не упоминай всуе, — сказал Мортимер. — Выходим.
Вблизи это внушительное здание оказалось совсем не похоже на манхэттенскую свечку из стекла и бетона. Сооружение было как бы вырезано из целого куска прозрачного, источающего голубой свет материала, а все архитектурные признаки, все эти окна, двери, межэтажные перекрытия, искусно намечены.
В стене сам собой образовался проем, куда они с Мортимером вошли. Сразу после этого проем затянулся. Комната, в которой они очутились, была абсолютно кругла и не имела ни дверей, ни, естественно, окон, впрочем, это была вовсе не комната, а лифт. Они спустились вниз и вышли в длинный коридор, который привел их в наполненную хитрыми приборами лабораторию. Здесь наконец-то появились люди в белых халатах и чепчиках, двое мужчин и одна женщина. Между прочим, на дворе была ночь.
Мортимер сказал что-то на непонятном языке. Тотчас мужчины крепко взяли Черемушкина под локотки и повели к белому кожаному креслу. Часы на стене показывали два часа ночи. Он пытался вырваться, но хватка у лаборантов была крепкая. Усадили, как ребенка, и как только голова Черемушкина коснулась мягкого подголовника, он заснул, а когда проснулся, на часах было два часа пять минут. Эти пять минут так его освежили, будто он прокемарил часов десять без просыпу.
Между прочим, лаборатория была пуста, и это его насторожило. Попытался встать, но ноги почему-то не слушались. Повертел головой, всё вроде бы на месте, ничего не исчезло, ничего не прибавилось.
Стремительно вошел Мортимер и сказал:
— Встань, уже можно.
— А где люди? — спросил Черемушкин, вставая.
— Это не люди, — спокойно ответил Мортимер. — Биороботы.
Василий вдруг понял, кого напоминал этот огромный темнокожий безмятежный Мортимер. Фигуру с острова Пасхи, будто с него вытесывали. Интересно — это хорошо или плохо?
— В клинике биороботы? — произнес Черемушкин. — Ну да. Люди же по ночам спят. Что вы со мной сделали?
Подошел к Мортимеру, смело посмотрел снизу вверх.
— Взял анализы, просмотрел родословную, убедился, что годен, — усмехнувшись, ответил Мортимер. — Кое-что подкорректировал, теперь ты поймешь пришельца.
— Какого ещё пришельца? — задиристо спросил Черемушкин. — К чему годен?
— Слишком много вопросов, — сказал Мортимер, усаживаясь в белое кресло, с которого только что поднялся Черемушкин. — И ни одного, показывающего, что ты человек пытливый, любознательный. Скорее — вредный, капризный. Поэтому давай-ка я тебе лучше объясню, где мы сейчас находимся. Это здание, о Василий, вовсе не клиника. Это приемник ультиматонов, а поскольку ультиматон — прародитель всякого вещества, он несет в себе изначальную информацию Создателя, канон, эталон. В любом бите этой информации содержится ключ к матрице сущего, иными словами через этот бит мы выходим на эталон и корректируем нужный объект в сторону совершенства.
— То есть, если человек произошел от обезьяны, то вы корректируете его до уровня обезьяны? — уточнил Черемушкин.
— Может, ты, Василий, и произошел от обезьяны, тут уж твоя воля, тут я спорить не буду, но задумывались вы, человеки, как создания эфирные, не материальные, не подверженные обжорству и похоти. Потом по известной тебе причине вы обрели плоть, но первоначальная эта плоть, как задумка, была в миллиарды раз лучше, чем та, в которой сейчас находишься ты, Василий. Вот эта-то первоначальная плоть и взята за образец. Такая вот получается клиника.
— Значит, если взять обезьяну, то из человека можно сделать обезьяну? — гнул свое Черемушкин из чувства протеста. Не любил он, честно говоря, этих поучающих умников, которые всегда где-то наверху, на трибуне.
Глава 9. Информатор Клик
— Через праэнергию с помощью хронокапсул мы можем выйти на любой план прошлого, настоящего или будущего, — не моргнув глазом, а может и не заметив иронии, ответил Мортимер. — Можно это сделать и другим способом, не о том речь. Но можно и не обращаться к высоким материям, а оскотиниться совершенно бытовым способом, не используя достижений науки. Кстати, у вас сейчас происходит именно такое бытовое одичание, добровольное, неконтролируемое, и наша задача взять это под контроль.