За дверью находилось большое и высокое хорошо освещённое помещение, уставленное непонятного назначения оборудованием весьма странного вида. Через секунду Иеремия понял, в чем странность: помещение предназначалось для великанов ростом под двадцать метров. Вот для них тут было самое то, всё по размерчику.
— Иеремия? — глухим низким голосом спросил кто-то пока невидимый. Непонятно было, откуда говорят.
Иеремия завертел головой и увидел, что из-за огромного черного пластикового шкафа выходит некто с вросшей в плечи головой, широченными плечами, одетый в полосатую разноцветную накидку, из-под которой торчат обросшие черными волосами босые смуглые ноги. В помещении было тепло, даже жарко, и чисто, поэтому можно было и босиком.
Через мгновение Иеремия увидел, что загорелое лицо незнакомца сплошь заросло бородой, доходящей до глаз, и что борода эта так широка, что напрочь скрывает шею.
— Почему не отвечаешь? — сказал человек. — Вижу, что Иеремия, но надо же отвечать, а то будто не я, а ты древний невоспитанный человек.
— Да, да, извините, — ответил Иеремия. — Он самый и есть. В смысле Иеремия.
— За воспитание двойка, — сказал человек, подходя и ощупывая его взглядом живых черных глаз. — Сразу к делу, потому как времени в обрез. Всё, что ты видишь, — широко повёл рукой, — осталось от Серафимов. Я называю это лабораторией, именно отсюда создавался Портал, Стеклянное море и прочее, что вошло в состав Объекта. Всё стандартно, всё отработано, но в один прекрасный миг происходит невероятное. Сбой ускорителя под Женевой вызывает сбой в ноосфере планеты, Объект выпадает в осадок в вашем измерении и обретает вещественность. Ты, Иеремия, и тебе подобные также обретаете вещественность, но поскольку до статуса существ доведены не были, то так и остаётесь лишёнными души полуфабрикатами, недосуществами. Скажите спасибо ученым из ЦЕРНа.
— А кем мы должны были стать? — спросил Иеремия.
— Вы должны были заменить существующее человечество, — ответил древний человек. — Нынешнее потеряло доверие Высших Сил.
— Стало быть, земляне, сами не зная того, нечаянно спасли себя? — сказал Иеремия.
— Да, на данном этапе, — древний человек почесал бороду и смачно зевнул. — Устал, как собака.
— Зачем вызывали? — спросил Иеремия. — Если кто узнает — мне крышка.
— Тебе разве не интересно? — усмехнулся древний. — Когда вернутся Серафимы, они всё исправят, и ты будешь полноценным человеком.
— Что же не вернулись?
— Миленький, я не Бог, — ответил древний. — Наверное, держат отчет, почему их техника отказала от комариного писка. Откреститься трудно, братишка, всё-таки масштабы несоизмеримые. А позвал я тебя потому, что ты единственный, способный на контакт. Набери из этой коробки порошка, он понадобится одному человеку, какому — поймешь позже. Порошок этот — эманация Серафимов, способный воссоединять разъединенные душу и тело.
Иеремия соорудил из листа бумаги большой кулек и занес его над коробкой.
— Нет, нет, немножко, — остановил его древний. — Чтобы можно было спрятать. И заверни в полиэтилен, хоть какая-то защита.
— Запашок, однако, — заметил Иеремия, насыпая порошок в маленький кулёчек. — Это точно от Серафимов?
— Не сомневайся, — успокоил его древний. — Всё, что от Серафимов — большущая ценность. Пожелаешь исцеление — тут же излечишься, попросишь золота — озолотишься.
— Ладно, — произнес Иеремия, заворачивая кулёчек в полиэтиленовый пакетик и пряча пакетик в карман. — Скажите напоследок, мил человек, как вы здесь оказались и почему вас зовут так странно?
— Здесь я, чтобы передать тебе порошок, — ответил древний. — Другой возможности не будет. Передашь его тому, кто подойдет к клетке, ты этого человека узнаешь. Кто я — неважно, может древний человек, а может слесарь-сантехник. Поверь мне — она славная.
— Кто она? — спросил Иеремия, поглядывая на часы, потому что пора уже было уносить ноги, обед заканчивался. — И что за клетка?
— Иди, — сказал древний человек. — Когда вернешься на свой участок, всё будешь знать.
И действительно, когда Иеремия вернулся на свой участок, он знал ответы на свои вопросы. И то, что древний человек хоть и древний, но вовсе не человек, а ангел-хранитель этой самой славной девушки, и что желтая черта — рубеж между разными измерениями, в котором имеются незатянувшиеся разрывы. Попадешь в такой — неизвестно где потом объявишься, скорее всего — вообще нигде, а назад дороги нет. И что для него, Иеремии, ангел специально создал временной коридор между разрывом и лабораторией Серафимов. И что девушку эту зовут Лера…
— Спасибо, Рэм, — выслушав его, сказала Лера. — Ты очень рисковал.
— Зато после этого я стал толстый, сильный и тяжёлый, как слон, — сказал он. — Даже после трансформации я был сильный и тяжёлый, на двоих хватило бы. На нас двоих и хватило.
— Грустно, грустно, — произнесла она. — Значит, все мы обречены.
— Как ни странно, но есть надежда, — сказал он. — Я с твоим милым ангелом порой переговариваюсь. Во сне, разумеется. Единственное преимущество, которого у вас нет. Так вот, Олег Павлович Мортимер воскресил систему, которая сделала Объект недоступной для внешних воздействий. Знаменск теперь замкнутая структура, хоть в Космос посылай.
— А приращение земель, о котором говорит тот же Мортимер? — спросила Лера.
— Новые земли немедленно входят в состав замкнутой структуры, — ответил Иеремия. — Вам ничего не грозит.
— Ура, — сказала Лера. — А тебе?
— В следующем сеансе я обязательно спрошу, — печально улыбнулся мальчик…
У Черемушкина до сих пор не было кабинета. С одной стороны это было хорошо — никто не проследит, что ты опоздал на работу, с другой плохо — мыкаешься, как дурак, с объекта на объект, либо сидишь в машине, ждешь звонка.
Обычно, если не была назначена встреча, он парковался в скверике у здания администрации, в тенечке, и ждал звонка, либо сам звонил кому-нибудь. Коммуникатор был служебный, то есть бесплатный, а связь хоть с Москвой, хоть с Нью-Йорком бесперебойная и высшего качества. Коммуникатор этот имел ещё функцию трекфона, то есть руководство на экране своего монитора всегда видело, где в данный момент обитает начальник без кабинета Черемушкин.
Едва Черемушкин успел припарковаться, заработал коммуникатор.
— Поднимайтесь наверх, дружочек, — сказал Мортимер. — Есть разговор.
И отключился.
Голос у него был игривый, с ехидцей, что не предвещало ничего хорошего, но когда Черемушкин поднялся к нему, оказалось, что всё не так плохо.
Мортимер в белоснежной рубашке с закатанными рукавами и черных безукоризненно отутюженных брюках расхаживал по толстому зеленому ковру, что-то говорил, а когда Черемушкин вошел, скосился на него, наклонив голову, и сказал:
— А вот и наш Василий Артемьевич.
— Лерочкин муж, — уточнил из кресла кто-то пока невидимый, ибо кресло стояло за кадкой с фикусом.
— Именно, — подтвердил Мортимер. — Василий Артемьевич, познакомься с Зиновием Захаровичем Тарнеголетом.
Глава 4. Разбалансировка
Тарнеголет встал из кресла, схватил руку Черемушкина обеими руками и яростно потряс. Сам сделался красный, седые волосы на голове затряслись, но видно было — рад. Чему, собственно?
— Рад видеть Лерочкиного мужа, — сказал Тарнеголет, будто услышав. — Мне всё больше и больше нравится этот симпатичный город.
Он чуточку картавил, глаза его оба сразу смотрели на кончик большого красного носа, при этом он заразительно улыбался, показывая крупные желтые зубы. На голове черт-те что, одет в серый жеваный пиджак из секонд-хэнда. Вот тебе и миллиардер. Но при этом отчего-то хотелось так же скалиться в ответ и говорить приятное, доброе.
— Э-э, — сказал Черемушкин. — Э-э.
— Всё, господа, разлепляйтесь, — велел Мортимер. — Идем смотреть кабинет Лерочкиного мужа.
Тарнеголет ослабил хватку, она у него была мертвая, и Черемушкин, приятно улыбаясь, выдернул руку…
Кабинет был на четвертом этаже рядом с кабинетом Семендяева. Ранее он принадлежал заму по чрезвычайным ситуациям.
— На чрезвычайку кидаете? — догадался Черемушкин.
— Ни в коем случае, — ответил Мортимер. — Ты, Василий Артемьевич, по-прежнему координатор. Очень ответственная и нужная должность. Заходим, заходим, товарищи, нечего в коридоре толпиться.