Выбрать главу

Единственное, что оставалось — набить в город побольше людей. Всяких. Богатых и бедных, знаменитых и не очень, чтобы улицы кишели народом, чтобы пляжи были битком набиты, чтобы в магазинах было не протолкнуться. Ну и, естественно, бурный рост промышленности, жилищного строительства и сельского хозяйства. Плюс высокие зарплаты, расцвет культуры, поощрение талантов. Радостные счастливые лица, прекрасная бодрящая музыка, любовь к Отечеству и, естественно, к Знаменску. Разумеется, в каждом округе Храмы. Пора браться за Храмы, время поджимает.

Глава 28. Тебе знакома эта программа?

К молодому ученому из Франции, который работал в Центре Мусатова, приехала его подруга Ивет. До этого дальше Москвы она не бывала, а тут какой-то Знаменск под какой-то Тулой. Оказалось, что до Знаменска от Москвы всего лишь пятнадцать минут езды на чистеньком метро. Пожив три дня в шикарном трехэтажном особняке друга и полазив по городу, юная француженка написала подруге письмо следующего содержания (в переводе на нормальный язык, конечно).

«Привет, ёжик. Тут обалденно. Пляж в трех шагах, водичка морская, чистая, каждые полчаса легкий шторм, который сносит с ног. Мясо, пиво и мороженое бесплатно, но много пива не выпьешь — неохота. Вот жалость-то. Халява — и неохота. А всё почему? Тепло, но не жарко, не потеешь, поэтому и пить не нужно.

Город красивый, здоровенный, пешком ноги стопчешь. Езжу на трамвае, автобусе, либо конной бричке. Как гостю города опять же бесплатно. Сечешь?

Магазины блеск, выбор огромный и страшно дешево, но есть и секонд, там, естественно, за так. А дальше слушай: в секонде тут задарма дают то же самое, что у нас в шопах продают за бешеные бабки.

Вчера приезжал Ален Делон, выступал перед местным молодняком. Мы с Жаном тоже были, после встречи поболтали с метром. Ему тут страшно нравится, жаль уже старенький, а то бы запросто переехал. Поговаривают, здесь его пообещали омолодить. Ты мотай на ус-то, мотай. В этом Знаменске кто уже только не побывал, разве что Элвис Пресли не был, да и то потому, что помер.

Только что позвонил Жанчик, получил аванс. За такой аванс в центре Парижа нужно работать круглый год.

Да, и ещё. Опять же под боком Волшебный лес, где есть всё. На рынок ходить не надо. Так вот, если интересно, я нашла тут плантацию классной дури.

А теперь думай, почему я хочу остаться».

Это письмо позвало в дорогу не одного только ёжика, а и с десяток её подруг и друзей, живущих в пригороде Парижа и мечтающих о светлом будущем. Так что вскорости трехэтажный особняк Жана Бланшара кишел веселой молодежью. Жизнь била ключом начиная с момента приезда весь день, весь вечер и до полуночи, пока на пороге развеселого особняка не появилась парочка крепких белозубых молодых людей.

Один из них, который назвался Небиросом, прошел через косоглазую толпу как нож сквозь масло и вырубил орущий проигрыватель. В это время второй, который назвался Берцем, быстренько выяснил причину косоглазия и конфисковал мешок ворованной марихуанны, тайком с целью наживы разведенную Старожилом.

Далее Небирос отозвал в сторонку пьяно улыбающегося Жана и что-то сказал ему на ухо, после чего Жан мгновенно протрезвел, покрылся испариной и, прижав руку к сердцу, клятвенно заверил его в чем-то.

Потом они пожали друг другу руки, и на этом всё. Ночь прошла спокойно, а утром Жан пошёл на работу, друзья же вместе с Ивет — на пляж.

Здесь, на пляже, было удивительно. Чистейшая бирюзовая вода, белый песочек, как на острове Аруба, в отдалении автоматы с ледяным пивом, беседки для барбекю, откуда тянет ароматом жареного мяса. Десять утра, час назад завтракали, но запах сногсшибательный. Даже не окунувшись, побежали к ближайшей беседке, где колдовал с мангалом толстый и загорелый усатый дядька в белом халате и белом колпаке.

— Шашлык хочешь? — спросил он. — Бери.

Широко повел рукой по стоящим на деревянном столе подносам с мясом на шампурах.

Отмахнулся от евро, как от мух.

Не врала Ивет про халяву. А мясо оказалось вку-усное. Главное — вовремя, потому что уже в одиннадцать на пляже было не протолкнуться. Видать, не одна Ивет написала письмо своей подруге. Кого тут только не было: и черные вертлявые африканцы, и сухопарые англичане с белыми, как снег, животами, и коричневые поджарые кубинцы, и упитанные немцы, и вертящие бедрами бразильянки, и кривоногие…. Впрочем, оставим этих, кривоногих, на совести тех, кто их пригласил в лучший город Земли.

И всем-всем шашлык и прочее жареное мясо раздавалось бесплатно. Какое уж тут искусственное море, какой загар. Кстати, пиво пили все, даже непьющие и даже те, кто не хотел. Вот где было бескрайнее море, и ведь никак не кончалось. Чудо!

Потом кто-то дотумкал, что это рекламная акция. Значит, завтра за всё придется платить. Вот давка-то началась.

И тут подъехал длинный розовый лимузин, из него вышел неимоверно длинный негр, одетый как последний пижон во всё белое. Подняв вверх руку, заставил всех замолчать (попробуйте-ка заставить замолчать полупьяную толпу) и без всякого рупора, но так, что все услышали, сказал:

— Никакая не акция. Пиво и мясо даром, а вот за пользование туалетом придется раскошелиться.

Все возмущенно заорали, не в море же, пардон, опоражниваться, а Мортимер, это, конечно же, был он, весело расхохотался и провозгласил:

— Шутка, господа. Но покушать можно не только на пляже. Бесплатные обеды во всех ресторанах города, а ресторанов у нас много, на всех хватит.

После чего поклонился, сел в лимузин и уехал.

— Мортимер, — прошелестело по толпе. Узнали…

Вместе с Жаном в маленьком кабинете обычно сидели ещё двое — еврей Исаак Лернер, который с утра ушел в экспериментальную лабораторию, и болгарин Красимир Жеков, которому сегодня выпало участие в конференции. Так что Жан Бланшар находился в кабинете один. Другой бы на его месте руки на стол, голову на руки — и храпака, но Жан был не таков. Тут же впрягся в работу и недосып сам собой развеялся.

В одиннадцать Мусатов привел к нему высокого, под два метра, крепкого парня и сказал:

— Это Иеремия, можно Рэм. Поднатаскай по основной теме. Если заинтересуется чем другим, тоже поднатаскай.

И ушел.

— Жан, — сказал молодой француз.

— Знаю, — ответил Рэм.

— Что ещё знаешь? — тут же спросил Жан, которому некогда было возиться с новичком.

Рэм пожал плечами.

— То есть, ничего, — Жан вздохнул.

— Отчего же? — возразил Рэм. — Спрашивайте.

— Образование, ясное дело, высшее, — сказал Жан, усаживаясь за стол, на котором кроме компьютера ничего не было.

Это раньше стол ученого был завален справочниками и таблицами, теперь всё нужное хранилось на жестком диске. В том числе результаты текущей работы, которые по накоплению запросто превращались в диссертацию. Но это всё рутина, старьё, гораздо важнее то, что отсюда, с этого рабочего места, можно было производить манипуляции с оборудованием, установленным в экспериментальной лаборатории, и объектом исследования. Объектом служил доброволец, человек, биоробот не подходил. Поскольку эксперименты в пространстве Зазеркалья несли в себе элементы риска, работа объекта хорошо оплачивалась, просто золото, а не работа. Молодые ученые, так и быть, рисковали собственным здоровьем, никому не доверяли ответственный участок.

Вот сейчас, например, на экране монитора крупным планом высвечивалось лицо добровольца Лернера. Он мужественно, прощаясь с товарищами, таращился в объектив, потом суровая действительность сломала его волю. Он смежил веки, тяжело вздохнул и захрапел.

— Среднее, — ответил Рэм, придвигая к столу свободный стул и подсаживаясь к компьютеру. — Образование, говорю, среднее. Позвольте?

Подвинув к себе клавиатуру, привычно пробежал по ней пальцами. Лернер вздрогнул, открыл глаза и принялся тревожно озираться.

— Ну-ка, ну-ка, что ты сделал? — заинтересовался Жан.

Рэм показал.

— Ты же послал тревогу, — сказал Жан. — Тебе знакома эта программа?

Глава 29. Пространство Козырева