Или нет? А если да, то каким образом? Любопытно было бы посмотреть, что ещё по меркам Земли является инфицированным. Москва, скажем, подлежит уничтожению? Грязнющий ведь город, в котором дышать нечем. Город, как грибком подточенный налом и безналом, где во главе угла только выгода, где порядочному человеку страшно трудно. Как она, родимая?
Глава 32. Со щитом или на щите?
Да что там Москва, а Нью-Йорк? А вообще Америка, о которой все говорят плохо, но от грин-карты не отказались бы.
Вот тут Мортимер пожалел, что не он общался с биополем. Уж он-то сумел бы сформулировать вопросы. Не обязательно же в лоб, по-детски, можно и обтекаемо.
Кстати, насчет противометеоритной защиты, которая не раз уже спасала литосферу планеты от катастрофы, он был наслышан, но что её соорудили Повелители Венеры, не знал. Впрочем, особо об этом не переживал.
«А что? — сказал он себе. — Не повторить ли мне экспедицию Рэма? Но так, чтобы в курсе были только он да я».
Он уже жалел, что совсем недавно уничтожил винчестер, к которому подбирался любопытствующий Бланшар.
«Это ж надо! — подумал он. — А без Рэма-то никуда»…
Рэм сидел за неудобным библиотечным столом на страшно неудобном стуле и, тупо глядя в книгу Аристотеля «Первая аналитика», боролся со сном. Какой дурак придумал, что логика — это страшно увлекательно?
Сначала он подпирал кулаком правую щеку, потом для устойчивости подперся двумя кулаками. Веки сами собой закрылись.
— Эй, студент, — сказал кто-то и потрепал его по плечу. — Хватит храпеть.
Рядом стоял Мортимер и ухмылялся.
— Сдавай источник знаний и пойдем, — сказал Мортимер. — Есть дело…
Мусатов с Бланшаром всё ещё находились в кабинете, наводили порядок. Подкопченный винчестер торчал из корзины для бумаг.
— Непорядок, — произнес Мортимер, вынув винчестер и сдув с него пылинки. — Вещь находится на бухгалтерском учете, а вы её — в помойку. А как же баланс? Дебит, так сказать, с кредитом?
Мусатов открыл было рот, чтобы объясниться, но Мортимер сказал твердо:
— Всё, товарищи, свободны. Дальше мы сами. В нижней комнате порядок не наводили?
— Не успели.
— Вот и отлично… Я что сказал? Свободны…
Мортимер повертел в руках винчестер, зачем-то поднес к уху, потряс и, вздохнув, сказал:
— Даже мне не реанимировать. Техника, брат. Программу восстановить сможешь?
— Какую, простите, программу? — не понял Рэм, но что-то основательно забытое проснулось в душе, завибрировало.
— Садись, — Мортимер показал рукой на рабочее место Бланшара, где стоял мощный компьютер, не чета хиленькому Лернеровскому. — Врубай.
Когда компьютер загрузился, он подключил флешку и жестом показал: давай.
Рэм с превеликим изумлением просмотрел видеозапись, в которой играл первую роль, и выдохнул:
— Вот это да. Значит, получилось. Вот, значит, какая программа?
— Получилось, брат, — сказал Мортимер. — Повторить сможешь?
— Попробую, — с сомнением ответил Рэм. — Не знаю даже, с какого боку подступиться.
Чтобы хоть с чего-то начать, залез в старую программу, примитивную, будто бы написанную специально для ленивого Лернера, ничего толкового там не нашел, напечатал для себя: «биополе Земли и с чем его кушать». Покосился на усмехнувшегося Мортимера и быстренько стёр.
Потом вдруг нашло, пошла вдруг диктовка, только успевай записывать. Теперь уже Мортимер с удивлением смотрел на то, что появляется на экране монитора, и кивал с умным видом, понимая, что Рэм личность уникальная. Да уж, не всякому будет доверено такое. Например, ему, Мортимеру, никогда и ни за что.
Наконец, Рэм откинулся на спинку стула и сладко потянулся.
— На сей раз я, — сказал Мортимер. — Будем действовать хитрее.
— Зачем? — спросил Рэм безмятежно.
— Хитрее-то?
— Зачем вся эта возня с флэшкой? — продолжал Рэм. — Ведь был уже эксперимент, был. Там есть главный ответ на главный вопрос. Хотели замести следы, так это вам удалось. Зачем всё по новой-то?
— Э нет, брат, — сказал Мортимер. — Это не ответ. Я над этим думал и сам у себя спросил: а Москва не инфицированный объект? Может, похлеще нашего. А знаменитые ЗАТО? А урановый холдинг АРМЗ? Нет уж, нужно удостовериться. Я хочу знать, в чем ошибка. Поможешь?
Рэм с недоверием посмотрел на него. Надо же, и этому мальчику всего лишь тринадцать.