— Ты, — говорит она искусителю, — отвлеки Адама-то, зубы ему заговори. Мне с Евой пообщаться нужно.
Глава 36. Сколько вопросов сразу
Заговаривать зубы искуситель был мастак, это для него была пара пустяков. Сделав вид, что имеет дело большой важности, он отозвал Адама и давай ему что-то нашептывать, а тем временем Лера сорвала со смоковницы запретный плод и с улыбочкой поднесла ничего не подозревающей Еве.
О запрете Ева предупреждена не была, к тому же Лилит была такая душечка, такая умничка, такая ласкулечка. И инжир по её словам был такой вкусный, такой полезный, дорогой подружечке от всей души.
Короче, Ева съела запретный плод и он ей очень понравился, и она сорвала ещё один и угостила Адама, который, наслушавшись искусителя, стал совсем дурак-дураком.
И они обрели плоть и поняли, что цветы, оказывается, чудесно пахнут, а тень скрывает от жгучего солнца, то есть полезна. Что теперь можно пить и есть, и вода и пища необычно вкусны. Что можно беситься, кусаться, чесаться, кувыркаться. Лениться, валяться. Носиться, в дверь ломиться. Наконец, уединяться…
— Да, — уныло произнес Мортимер. — И ничего не исправишь.
— А ты бы хотел исправить? — Асмодей хохотнул. — Нет, брат, этот народец обречен, почитай протоколы серафимов. Скоро уже, скоро конец. А потом, как водится, всё по-новому, очередная попытка. Только дадут ли её, эту попытку? Впрочем, нам-то с тобой о чем волноваться? Сменим место жительства, всего и делов.
И добавил озабоченно:
— Заканчивай эту бодягу, если хочешь, чтобы актеры были целы.
В самом деле, в сфере уже появился Светоносный Отец, и уже искуситель медленно и верно превращался в змеиного гада, а Лилит — в демоницу. До Адама с Евой дело ещё не дошло, но веселья в них поубавилось, так как видели они, что Отец, глядя на них, прикрывших ладошками срам, начинает гневаться.
Какие действия произвел Мортимер — не нам знать, но по сфере пошли сполохи и через пару секунд всё вернулось на круги своя: смоковница превратилась в дуб, эдемский сад в Волшебный лес, искуситель в громадного, отливающего синевой Самаэля, Лилит в прекрасную Леру, от которой с чмоканием отпочковался Небирос, высокий Адам в среднего роста Черемушкина. Но вот ведь беда — за руку Василий держал румяную темноволосую красавицу с косой до пояса и длинными, пять спичек поместятся, черными ресницами.
Зрители, всё ещё пребывающие в трансе, дружно и громко зааплодировали, оркестр грянул туш.
Ева смотрела на всё широко раскрытыми глазами, потом повернулась к Черемушкину и сказала нежным голоском:
— Где мы?
Удивилась, что рядом с нею вовсе не Адам, и спросила:
— Кто ты?
— Сколько вопросов сразу, — ответил Черемушкин и виновато посмотрел на Леру.
Вот это, скажите на милость, командировка, вот это, будьте любезны, представление. Леру он по-прежнему любил, но и Ева была ему дорога. Может быть, даже чуть дороже, а может — наоборот. Но то, что после вылазки в грозное прошлое он сделался гораздо более мужественным, это было несомненно. А стоящая рядом Ева чудесным образом придавала ему решительности.
— Нет, нет, — сказал Мортимер. — Это уже чушь собачья.
— Ты ещё скажи «чушь свинячья», — произнес Асмодей, вместе со своим креслом растворяясь в воздухе.
Вместе с ним исчезло и его бесовское сопровождение.
Никто из присутствующих никаких странных, посторонних лиц на поляне не заметил, а кто заметил — забыл напрочь. Хотя, согласитесь, трудно упустить из виду четырехметрового гиганта в богатых одеждах, да ещё с полыхающими адовым огнем багровыми глазами, сидящего в трех шагах от тебя на украшенном драгоценными камнями золотом троне. А вот Лаптев всё видел, но решил никому не рассказывать. Чтобы тебя вновь называли дурачком? Ну уж дудки.
Настоящие оркестранты, сапиенсы, спешно заняли свои места, плохо выбритый дирижер (нынче так модно) взмахнул палочкой и полилась красивая и спокойная, способствующая хорошему пищеварению музыка. А тут и шустрые официанты подоспели, убрали грязные тарелки, принесли горяченькое. И понеслось…
О представлении говорили мало, каждый увидел то, что ему нужно, личное, даже то, чего и в помине не было, а кто же обсуждает глубоко личное. Половина зрителей, например, в деталях просмаковала сцену тесного общения Лилит и искусителя. Что захотели, то и получили, хотя на «сцене» такого действия и в помине не было. Тут уж расстарался Асмодей. Кто-то никак не мог вспомнить, что же за плод коварная Лилит всучила доверчивой Еве. Подозрительный такой плод, что-то напоминающий. Но что? А кто-то был просто ушиблен образом Светоносного Отца. Актер, сыгравший его, просто мистически потряс. Какая энергетика, каждая клеточка в такт вибрировала. Непонятны, правда, были его последние слова: «Кого обманываешь? Себя обманываешь. Я наказывать не буду, сам себя накажешь». В пустоту бросил, будто кого-то увидел…. Надо сказать, что Мортимер, которому эти слова были предназначены, всё прекрасно услышал.