— Понимаете, — сказал он, — как бы не ошибиться и не завести вас в какую-нибудь яму.
При слабом отблеске на гладкой воде, он увидел в нескольких шагах толстую дуплистую вербу, а рядом с ней другую поменьше с подмытыми корнями.
— Вот если тут, немного в стороне, есть под водой большой плоский камень, то брод как раз тут и есть, — продолжал он.
Он опустил в воду палку, пощупал и нашел камень.
— Отлично! — сказал он. — Теперь можем смело переходить.
И первым вошел в воду. Все пошли за ним следом.
Скоро вода стала выше колен. Смутно обозначился другой берег.
— Сейчас, — продолжал проводник, ощупывая дно палкой, — дойдет до пояса, а немного дальше почти до плеч. Тут самое трудное место, но оно не широко. Вот только оружие надо будет поднять над головой, чтобы не замочить порох. Да и верховые могут взять пеших себе за спину на коней.
— Молодец, ни о чем не забывает! — сказал король.
Как говорил проводник, отряд очутился скоро на самой середине реки, лошадям было уже по грудь. Через несколько шагов вода дошла почти до самых седел, потом дно стало мало-помалу подниматься. Шагов за десять до берега уже было только по щиколотку.
— Слава тебе, Господи! — сказал король, выходя на берег. — Ну ты, брат, молодец!
Ночь подходила к концу. На белеющем горизонте обозначился гребень холмов. Показался бледный отблеск зари.
— Вот самый лучший момент, чтобы напасть врасплох на неприятеля, — сказал проводник, — от усталости и от утреннего холода там все крепко спят.
— А ты откуда это знаешь?
— Да разве я не служил целых шесть лет? Ранение заставило меня бросить ружье.
Королевские солдаты уже строились на берегу, каждый подходил к своему ротному значку.
— Что же, — сказал крестьянин королю, который привстал на стременах, чтоб лучше видеть, — помните, что вы мне обещали?
— Коня и шпагу! Сейчас!
Генрих IY сделал знак офицеру и крестьянину подвели оседланную лошадь.
— Храбрый солдат, который ездил на этом коне, убит на днях. Ты его заменишь.
За леском что-то зашевелилось, но ещё нельзя было разобрать, что там именно делается.
— Это просыпается неприятельский лагерь, — сказал крестьянин и принялся махать шпагой, подбирая поводья.
— Ты хорошо знаешь местность. Куда нам теперь идти? — спросил король.
— Этот лесок — пустяки. Неприятель стоит дальше, под горой в долине, как только спустимся, так на него и наткнемся. Значит, прямо вперед и в атаку!
— Сказано — сделано! А как тебя зовут?
— Поль Самуил, из местечка Монтестрюк в Арманьяке.
— Ну, Поль, вперед!
Крестьянин дал шпоры коню и пустился во весь опор, размахивая над головой шпагой и крича: «Коли! Руби!».
В одну минуту они пронеслись через лесок, как и говорил Поль. Королевский отряд с Генрихом IY и проводником Полем ринулся вниз с горы, как лавина. Почти все лошади в неприятельском лагере были ещё на привязи, часовые разбежались. Кучка пехоты вздумала было сопротивляться, но было опрокинута. В мгновенье ока король со своим отрядом оказался в центре лагеря. Тут было все в смятении. Но на голос офицеров несколько человек собрались толпой, пытаясь выстроиться. Поль, увидев это и указывая шпагой, кинулся со своими к ним, продолжая кричать: «Коли! Руби!».
Ударом шпаги плашмя он свалил первого, острием проткнул горло второму и врезался в середину толпы.
Под ударом подоспевших королевских солдат с кучкой неприятеля было покончено в одну минуту. Четверть часа спустя король уже был в чистом поле и вокруг него собрались сторонник, чуть не потерявшие надежду увидеть его в живых.
Когда пришли вечером на ночлег, король подозвал Поля, обнял его при всех и сказал:
— Вот человек, который спас меня. Считайте его своим братом и другом. А тебе, Поль, я отдаю во владение Монтестрюк, так что теперь твое имя — Поль де Монтестрюк. Кроме того, я жалую тебе титул графа де Шарполь. На титул и владение ты получишь грамоту по всей форме с моей подписью и королевской печатью. Кроме того, я хочу, чтобы в твоем графском гербе, на память о твоем подвиге и словах, было, во-первых, золотое поле как символ твоего золотого сердца, во-вторых, черный скачущий конь, в-третьих, зеленый шлем — на память о том леске, в который ты бросился первым, и в-четвертых, над шлемом — серебряная шпага острием вверх. А девиз своего рода ты сам прокричал и можешь поместить на своем гербе эти два слова «Коли! Руби!», которые лучше всяких длинных речей.
— Как было сказано, так и сделано, — прибавил Югэ. — Так мой предок стал сир де Монтестрюк, граф де Шарполь. С тех пор в нашем роду стало обычаем прибавлять имя Поль к тому, что дается при крещении. Мой отец Поль-Гедеон, я зовусь Поль-Югэ. Если Богу будет угодно, я передам своему старшему сыну это имя и титул — граф де Шарполь, который я считаю равным самым лучшим и самым древним. Как ты думаешь, Коклико?
— Ей Богу! — вскричал Коклико в восторге, — Я скажу, король Генрих IY был великий государь, а предок ваш Поль-Самуил был славным капитаном, хоть и пришел в одежде простого крестьянина! А ты что скажешь, друг Кадур?
— Аллах велик! — ответил Кадур.
12. Дама с голубым пером
Разговаривая таким образом, трое товарищей проехали чуть ли не половину Франции и нигде не встретили ничего особенного, хотя дороги были в то время не то, что теперь. Должно быть, вид трех молодцов, крепких и хорошо вооруженных, внушал особенное почтение всем ворам, которые попадались по дороге, а щедрость при при оплате располагала в их пользу всех холопов в гостиницах.
Переехав Луару в окрестностях Блуа, они услышали в лесу звуки рога и догадались, что благородное дворянство развлекается здесь охотой.
— Черт возьми! — воскликнул Югэ, — мне хочется взглянуть, как понимают охоту в этих краях.
Погода была тихая и ясная, местность живописная и богатая, вблизи лениво протекала широкая Луара, вокруг темнели леса до самого горизонта.
Югэ, не долго думая, поскакал к темной дубраве, откуда слышались звуки рога. Через несколько минут лай собак привел его к блестящему обществу. Шла охота на оленя.
Свора была отличная, впереди неслись огромные ищейки. Охотники были все одеты в зеленые суконные казакины, желтые кожаные сапоги, спущенные на широкие сапоги, за ними следовали доезжачие со свежими собаками на смычках. Человек двадцать господ, разукрашенных шнурками и лентами, в шляпах с перьями, разъезжали по зеленым аллеям. Впереди скакала на белой лошади, отливавшей чистым серебром, молодая дама. На её серой шляпе колыхалось голубое перо, по шее вились белокурые волосы с золотым отливом. Голубой бархатный корсаж обтягивал её тонкий стан. На ноги спускалась широкими складками длинная амазонка. Разгоряченная охотой, она то и дело рассекала воздух хлыстом.
— Э! — сказал себе Югэ. — Как славно получилось, что я свернул в эту сторону!
Рядом с незнакомкой (Югэ вовсе не удивился бы, узнав, что в её жилах течет королевская кровь) красовался всадник важного вида и, гордо подпершись рукой, нашептывал даме любезности, на которые она отвечала улыбкой, освещавшей её лицо, которому могла бы позавидовать любая богиня. Красота незнакомки была ослепительная, красота кавалера какая-то надменная. Ей, казалось, нет и двадцати лет, ему — не больше двадцати пяти.
Какое-то необъяснимое чувство с оттенком ревности охватило Югэ.
Дама с кавалером скрылись за густыми деревьями. Едва ли они заметили Югэ.
Но изумление при виде прекрасной незнакомки ни на минуту не отвлекло внимание Югэ от всех подробностей охоты. Он не чувствовал ни малейшего замешательства, как будто находился в окрестностях Тестеры, у своего друга, маркиза де Сент-Эллиса. Собаки бегали туда и сюда по широкой поляне, искали по следу, обнюхивали траву, тянули воздух, возвращались опять назад: ясно было, что след зверя потерян. Югэ сошел с коня среди охотников, которые не решались признаться, что дали маху.