— Сердце мое будет разбито навеки, но когда дело касается моей чести, я ни для кого и ни для чего не могу отступить.
Ах, да! Ваша честь! — вскричала она. Теперь я вспомнила: должно быть обет, данный графине де Монлюсон?
Югэ гордо поднял голову.
— Сознайтесь, по крайней мере, что эта причина стоит всякой другой!
— И это вы мне говорите? Послушайте! Это крайне неловко и так же крайне неосторожно!
Она совсем позеленела, черные глаза горели зловещим огнем. Югэ стоял перед ней не, опуская взора. Эта гордость и раздражала её и пленила.
— Еще одно слово, — сказала она, — может быть, последнее!
Монтестрюк поклонился.
— Если бы я согласилась все забыть, если бы я согласилась расстаться с вами без злобы, даже протянуть вам руку, но с одним только условием, что вы не увидите больше графиню де Монлюсон, — согласитесь ли вы? О! пожалуйста без фраз, одно только слово: да или нет?
— Нет!
— Что бы ни случилось теперь — не моя вина!
И, сделав гордое движения, она сказала глухим голосом:
— Граф, я вас не удерживаю.
В ту минуту, когда Югэ, сделав глубокий поклон графине де Суассон, шел по темной комнате к выходу, он почувствовал, что его схватила за руку маленькая женская ручка.
— Как! Уже? — прошептал ему на ухо веселый и ласковый голос Брискетты.
— А! Это ты, крошка! — сказал Югэ. — Откуда ты явилась? Я не видел тебя сегодня вечером ни в саду, ни в павильоне.
— У всякой горничной могут быть свои дела, как и у знатной дамы. Потом я вспомнила, что могу здесь понадобиться, и вернулась. так дела то идут не совсем ладно?
— Твое отсутствие принесло мне несчастье. Только отведали крылышка куропатки… и доброй ночи!
— А! А!
— Что делать? Здесь не то что на Вербовой улице! С обергофмейстеринами утро бывает иногда близко к вечеру, хотя первый час и не давал мне повода ожидать такой злополучной развязки.
— Но почему же?
— Потому что графиня де Суассон сначала немножко полюбила меня, а теперь вздумала много ненавидеть.
— Увы! Это в порядке вещей!
Они вошли в темный сад. Звезды сверкали на темно-синем небе. Брискетта шла безмолвно рядом с Югэ, продолжая держать его за руку.
— О чем ты задумалась, Брискетта, дружок мой? — спросил Югэ.
— О тебе. Этот разрыв стоит, поверь мне, чтобы о нем подумать. Но, скажи мне ведь во всем есть оттенки — как именно ты расстался с графиней? Холодно, или совсем поссорились? Только дурно, или очень дурно?
— Так дурно, как ты только можешь себе представить, и даже ещё хуже, как ни богато твое воображение!
— Черт знает, как скверно!
— Именно это самое и я сказал сам себе, но что же тут делать?
— Надо принять меры предосторожности.
— Против женщины?
— Особенно против женщины! Когда ты уезжаешь?
— Сегодня надеюсь кончить последние сборы, а граф де Колиньи, я знаю, будет готов сегодня вечером.
— Значит, завтра уедете?
— Или послезавтра, самое позднее.
— Ну! Не уезжай же, не повидавшись со мной.
— Очень рад! Но где и как?
— Это не ваша забота, граф, а мое дело. Вас известят, когда будет нужно. Только не забудьте побывать завтра в Лувре и подождать в галерее на берегу озера, пока не получите обо мне известий.
На этом они расстались и садовая калитка без шума закрылась за Брискеттой.
— Какой, однако, у меня друг! — говорил себе Югэ, идя по темному переулку, где уже не было ожидавшей кареты. Вот у маленькой девочки великая душа, а у знатной дамы такая маленькая!
На углу улицы садовая стена была в одном месте пониже. Бросив взгляд в эту выемку, Югэ увидел красный свет, блестевший, как звезда наверху павильона, из-за деревьев. Он вздохнул.
— Этот свет напоминает мне глаза Олимпии, когда он рассердится, прошептал он, — глаза, из которых светит тоже красный, как кровь, огонь.
Он только повернул за угол, и за высокой стеной уже не видно было павильона, как вдруг, из углубления в стене выскочил человек и почти в упор выстрелил в него из пистолета. Югэ отскочил назад, но пуля попала в складки его плаща, и он почувствовал только легкий толчок в грудь. Оправившись от удивления, Югэ выхватил шпагу и бросился на разбойника, но тот пустился бежать и скрылся в лабиринте улиц.
— Как заметно, — сказал себе Монтестрюк глубокомысленно, — что у меня нет больше кареты в распоряжении!
На другой день, несмотря на все волнения прошлой ночи, он не забыл явиться в Лувр и пойти в галерею на берегу озера. Через час появился лакей в ливрее королевы и попросил его идти за ним. Когда он дошел до конца большой комнаты, у дверей которой стоял на карауле мушкетер, поднялась портьера и Брискетта увлекла его в угол и сунула ему в руку два ключа.
— Тот ключ, что потяжелее — от садовой калитки, которую ты знаешь, сказала она очень быстро, — а другой, вот этот — от дверей павильона. Я хотела передать их тебе из рук в руки. Тебя будут ожидать в полночь.
— Графиня? Но сейчас один дворянин из свиты королевы сказал мне, что она больна и не выходит из комнаты?
— Графиня всегда бывает больна днем, когда должна выехать вечером.
— А! Так это, может быть, чтобы помириться?
— Может быть.
— Тем лучше. Я не люблю быть в ссоре с женщиной.
— Ты не опоздаешь?
— Я то? будь уверена, что нет, несмотря на маленькое приключение, над которым можно бы и призадуматься. Но я не злопамятен.
— Какое приключение?
— Безделица, которая, однако, могла мне сделать дырку в коже. Но я хочу думать, что графиня де Суассон тут ни при чем.
— Приключение, безделица… ничего не поймешь, говори яснее.
Югэ рассказал, что с ним было вчера, когда он вышел из павильона: Брискетта подумала с минуту, потом улыбнулась и сказала:
— Я не пошлю тебя в такое место, где тебе может грозить какая-нибудь опасность. Делай, что я говорю, с тобой не случится никакой беды.
Когда Брискетта появилась перед графиней де Суассон, она ходила взад и вперед по комнате, ка волчица, с бледными губами, с мрачным взором.
— О! — сказала она себе. — Гроза бушует, тем лучше я узнаю, что она думает.
— А! Это ты? — произнесла графиня не останавливаясь.
— Да, это я, — отвечала Брискетта покорным голосом.
— Ты не забыла, что я тебе говорила поутру?
— О чем это, графиня?
— О графе де Монтестрюке.
Графиня мне сказала, кажется, что он дерзкий.
— Наглый, Брискетта!
— Это разница, графиня, — разница, которая обозначает ясно ваше мнение об этом графе.
— Теперь а скажу еще, что его наглость переходит всякие границы. Мне сейчас сказали, что он был в Лувре.
— И я об этом слышала.
— Ты, может быть, его и видела, Брискетта, видела собственными глазами? А? Ты можешь признаться: с его стороны я всего ожидаю.
— Я в самом деле видела его, но только издали.
— Что я тебе говорила? Он в Лувре! Я думала, однако, что он не осмелится здесь больше показаться.
— Почему же?
— Потому что, — отвечала графиня в раздумьи, потому что простое чувство приличия после того, как он выказал мне так мало почтения, должно бы, кажется, подсказать ему, что ему не следует здесь показываться. Неужели его присутствие в том месте, где я живу, не рассердило тебя, Брискетта?
Рассердило — неверно передает мои чувства. Я просто не нахожу подходящего выражения.
— Я никогда его больше не увижу, будь уверена.
— Наказанье будет только соразмерно обиде!
— Но я никогда не забуду последнего вечера, проведенного с ним, Брискетта.
— В этом я уверена, графиня.
— Всюду он встретит меня на своем пути.
— И меня тоже: я хочу подражать графине во всем и тоже никогда не забуду графа де Монтестрюка.
— Ты добрая девочка, Брискетта.
— Это правда, графиня: я это доказала и ещё не раз докажу.
— Я тоже была доброй, и вот чем кончилось! Ты была права: мне надо было оставить этого дворянчика и Арманьяка умирать у моих ног. Но если он видел, что я могу сделать, когда люблю, то теперь увидит, что я такое, когда ненавижу! Враг будет так же беспощаден, как был великодушен друг.