- Кому? - крикнул Чернов.
- Богатому человеку из Аримафеи именем Иосиф.
- Зачем он взял тело?
- Вероятно, чтобы предать земле, согласно обычаю.
- И что же он сделал? - не унимался Чернов.
- Снял тело с Креста, обвил чистою плащаницею и положил егов новом своем гробе, который высек в скале. Вход завалил большим камнем.
- Пилат! - закричал Чернов, - не продолжай. Я знаю, что будет потом. Иисус воскреснет через три дня.
- Никому не дано знать, ибо Бог, дав человеку ум, выдумал для него в то же время две ловушки: неизвестность будущего и незабвенность, не возвратность прошедшего.
- Я из той земли, Пилат, где Иисуса почитают Богом.
- Если ты, чужестранец, почитаешь Иисуса Богом, зачем живешь по прибору, который считает время? Разве он тебя не научил жить, не указал Истину? Или он не Бог, или ты его не почитаешь?!
Чернов проснулся от тяжести своего тела, как будто только что его обрел. Часы по-прежнему опаздывали на 33 минуты. Он смутно, на дне сознания, понимал значение этих минут, но у него не было ни сил, ни желания изменить что-либо. Чернов вспомнил слова Понтия Пилата: "Нельзя изменить то, что будет".
Драгомилов прилетел и все закрутилось каруселью. Чернов так изматывался, что падал к полуночи на кровать и засыпал мертвецким сном. Не было даже сил любить великолепную Берту. Но однажды она сама без его приглашения пришла к нему, вся красивая и восторженная. Страсти между ними было не больше, чем между двумя воробьями. Берта закурила.
Плащаница.
- Вячеслав Михайлович, пользуясь на Базе некоторым вниманием мужчин, я смогла получить одну интересную вещицк. Право, она забавна.
- Что за вещица? - без интереса спросил Чернов.
- Вы должны дать мне слово, что это останется между нами, - кокетливо потребовала Берта.
- Тайны Мадридского двора? Нет! Тайны заполярной Базы, - усмехнулся Чернов.
- Зря вы, Вячеслав Михайлович, так относитесь к моим словам. Обещайте же! Или я промолчу.
- Клянусь! Клянусь! Клянусь! - Чернов приложил правую руку к сердцу, - клянусь великолепной Берте молчать, как рыба на витрине.
Берта засмеялась и подошла к аппаратуе. Через секунду экран ожил и Чернов почувствовал, что у него волос встал дыбом.
- Откуда? Где ты это взяла?
- Я же сказала тебе, что пользуюсь некоторым вниманием мужчин на всех этажах. Вопрос не в этом. Вопрос в другом - что ты там делал? Зачем ты туда вообще сунулся вопреки запрету?
Чернов молчал. Да и ответа у него не было даже для самого себя.
- Пойми, Слава, хорошо, что эта кассета у меня и вопросы задаю я, а ведь могло быть очень худо. Так, зачем ты туда опускался?
- Не знаю. Честно, не знаю. Наверное, простое человеческое любопытство.
- В это могу, хотя и с трудом, поверить я, но Куратор... У тебя могли быть очень большие неприятности.
- У меня? - Чернов вспылил. - Я Чернов. Я создал Его. А кто этот самый Куратор? Хер без имени.
- Ты еще ничего не создал, дорогой. Знаешь, что Кирх написал докладную Куратору? Да! Написал. Он ставит под сомнение некоторые аспекты твоего проекта, не весь проект, нет, а лишь кое-что. И твой учитель Ильц вчера более часа сидел в кабинете Куратора и вышел оттуда с хитрой миной на лице.
- Мне наплевать. Они не знают всего, а лишь то, что я им мог доверить. Все знаю я и мой компьютер.
Чернов осекся. Он понял, что сказал лишнее. Вячеслав Михайлович прикусил губу, но по глазам Берты он понял что она весьма рада этой информации и Чернов, наивная душа, совершает вторую ошибку.
- Код компьютера известен только мне и лишь я могу войти в него. Они все никто. Пусть делают свое дело, а за результат отвечаю я.Иисус мой!
- Твой, конечно твой.
Берта вынула кассету и хотела положить ее в свою сумочку, но Чернов ее остановил.
- Зачем она тебе? Отдай мне, а лучше сотри.
- Ты обещаешь мне туда больше не соваться?
- Конечно! Хотя мне и сейчас интересно, а что там?
- Если ты будешь хороший мальчик, я, возможно, устрою для тебя экскурсию на нижний этаж, но это если...
- Договорились. А что там?
- Чернов, ты не исправим. Еще не пришло время для тебя знать все.
Для большинства людей трудный день - понедельник и в этот день случаются всякие неприятности. Для Чернова таким днем стала пятница. У Драгомилова не ладилось с утра с АЖО, у Ильца что-то не клеилось с составом генерирующего раствора, а у Кирха вообще все вверх тормашками. Чернов кричал, уговаривал, доказывал, но ни с одним из академиков не соглашался. Вечером его вызвал Куратор. "Моя Голгофа" - подумал Вячеслав Михайлович, открывая дверь в кабинет Куратора и даже милая улыбка его секретарши не придала ему спокойствия. Чернов с первого дня знакомства не любил этого человека и боялся его.