Куратор без церемоний взял быка за рога:
- Вячеслав Михайлович, мне докладывают ваши коллеги, мягко говоря, о некоторых сбоях в работе. В чем дело? Это ваши промахи или же они не соответствуют возложенной на них миссии?
- Извините меня, но я не склонен считать рабочие моменты промахами или же характеризовать некоторые технические неувязки, как сбои в работе коллектива. Мы делаем большое дело, делаем впервые и, естественно, при таком масштабе возможны некоторые, я повторяю, неувязки. Мы, если и одна команда, но все еще смотрим каждый в свою сторону.
- Вячеслав Михайлович, вы меня успокаиваете или это ваша точка зрения на возникшие проблемы?
- Я повторяю - проблем нет. Мы спорим не ради спора, а в поисках истины.
- С трудом, но я вам поверю на этот раз, тем более у меня есть к вам отдельное предложение. Это касается только вас и я жду от вас или согласия, или логического объяснения отказа.
- Я слушаю вас, - сказал Чернов и сердце его сжалось и, казалось, остановилось. Руки вспотели, а в висках застучали молоточки.
- Видите ли, Вячеслав Михайлович, я долгое время был увлечен одной новомодной проблемой. Да, что там увлечен, я потерял покой. Эта идея меня преследовала еще со времен овцы. Не скрою, кое-что мне удалось сделать, но потом дело застопорилось, а вскоре мы оказались вообще в тупиковой ситуации. Проанализировав положение на сегодняшний день, я пришел к выводу, что должен привлечь вас к решению наших проблем. Благо, что эта тема не противоречит нашей теме. Они однозвучны.
- Что вы имеете ввиду? - спросил Чернов, а сам почувствовал, что летит в яму... - клонирование человека.
- Почему вы решили, что это моя тема? Мне кажется, что я занимаюсь немного другим - попытался обороняться Чернов, но Куратор уже давно принявший решение, его не слушал.
- Пройдемте в соседний кабинет, я познакомлю вас с доктором Эвергатом.
Куратор предложил это Чернову таким тоном, будто его, Чернова, согласие на работу над новым проектом он уже получил.
Они прошли в соседнюю комнату. Она была почти такой же величины, как кабинет Чернова, но без роскоши ковров и дорогой мебели. Зато все стены были уставлены полками с книгами, а на большом письменном столе лежали груды листов, исписанных химическими формулами.
При их появлении из-за стола поднялся очень высокий, пожилой, но еще моложавый на вид человек с русыми волосами, серыми глазами и румяными щеками. Его добродушная улыбка напоминала улыбку девушки. Он крепко пожал руку Чернову и сказал:
- Мне много говорили о вас Вяеслав Михайлович. Мы нуждаемся в таких людях, как вы. К сожалению, вы не химик, но все же ваша специальность довольно близко соприкасается с моею... Вы, так же как и я, пытаетесь сделать Человека. Разница лишь в том, что вы хотите сделать Человека Бога, а я всего лишь человека-солдата.
Он говорил так просто, как будто речь шла о выпечке пирожков. Говорил и улыбался.
- Я оставлю вас, - проскрежетал Куратор. - Доктор Эвергат введет вас, Вячеслав Михайлович в курс дела.
- Но я, кажется, не давал согласия на работу в этом проекте, - попытался себя спасти в последний раз Чернов.
- Но вы, дорогой мой, не сказали "Нет", - отрезал Куратор и вышел из кабинета.
- Вы в чем-то сомневаетесь, Вячеслав Михайлович? - спросил доктор Эвергат, не переставая улыбаться своей девичьей улыбкой.
- Видите ли - замялся Чернов - обстоятельства складываются так, что я не могу принять это предложение.
- Обстоятельства. Предложение, - улыбался Эвергат. - Это не предложение, а приказ - глаза его, вдруг, из серых превратились в зеленые. - Обстоятельства? Обстоятельства бывают сильнее нас. И не надо быть фаталистом, чтобы это понимать. Ыот и теперь, дорогой коллега, обстоятельства сильнее вас и вы должны принять, как вы выразились, это предложение. Прошу садиться.
Эвергат обошел огромный свой стол и сел в кресло, сцепив ладони и продолжая улыбаться. Глаза его опять обрели серый цвет.
- Созданный вами эрзац-Иисус в очень скором времени будет нуждаться в армии. Да, да, в армии. Те миллионы, которые сегодня ему поклоняются, зароют свои головы в песок и умоют руки. Мы не можем допустить второй Голгофы, а посему...
Чернов не слушал. Он вспомнил свой сон и Понтия Пилата с его веткой смоковницы. "Нельзя изменить то, что будет".