Старый волшебник поднялся, подошел к двери в спальню и рывком отворил ее. Сквозь проем ухом вперед выпал и гулко треснулся об пол Срам, из карманов его торчали покрытые мифрилом столовые ложки Килько.
— Вот он, твой верный товарищ, — удаляясь в спальню, промолвил Гельфанд.
Срам, неуверенно ухмыляясь, тщетно пытался запихать ложки поглубже в карманы, и по вислоухой физиономии его разливалась робкая тупость, к которой Фрито за долгие годы научился относиться с приязнью. Не обращая на Срама внимания, Фрито в испуге воззвал к Магу.
— Но… но… мне еще многое нужно уладить. Мои вещи…
— Не беспокойся, — оветил Гельфанд, появляясь из спальни с двумя чемоданами в руках, — я уже позаботился их уложить.
Ясной, словно эльфийский камень, ночью, осыпанной колючими звездами, Фрито собрал своих спутников на выпасе за городом. Помимо Срама с ним отправлялись братья-двойняшки, Мопси и Пепси Ямкинскоки, оба очень шумные лишиться таких в дороге было одно удовольствие. Сейчас они весело носились по выпасу. Фрито призвал их к порядку, вяло удивляясь, с какой стати Гельфанд навязал ему в компаньоны двух виляющих хвостиками идиотов, которым никто в городке не доверил бы и обгорелой спички.
— Пошли, пошли! — закричал Мопси.
— Да, пошли, — поддержал его Пепси и, поторопившись сделать первый шаг, тут же плюхнулся дурной башкой оземь, ухитрившись расквасить нос.
— Ну, ты совсем плохой! — загоготал Мопси.
— А ты вдвое хуже! — ответил с подвыванием Пепси. Фрито возвел глаза к небу. Похоже, эпопея получится длинная.
Добившись, наконец, тишины, Фрито осмотрел свой отряд и его поклажу. Как он и опасался, все его наставления были забыты, каждый приволок с собой груду картофельного салата. Кроме Срама, впрочем, чей заплечный мешок оказался наполнен потрепанными романами и столовыми ложками Килько. Наконец, тронулись в путь, шагая, в соответствии с указаниями Гельфанда, по мощеному желтым клинкером Шнырому Тракту в сторону Гниля, — это был самый длинный участок их пути к Дольну. Маг велел им совершать переходы лишь под покровом ночи и пообок от Тракта, держа уши поближе к земле, глаза нараспашку, а носы в чистоте, что для Пепси после постигшей его неудачи было отнюдь нелегко.
Некоторое время они шли в молчании, ибо каждый погрузился в то, что у хобботов сходит за мысли. Фрито чем больше думал о предстоящем им долгом походе, тем сильнее тревожился. Спутники его весело подпрыгивали на ходу, обмениваясь пинками и норовя обогнать один другого, а сердце Фрито сжималось от страха. Вскоре его охватили воспоминания о более счастливых временах, и он принялся мурлыкать, а там и напевать древнюю песню гномов, которую выучил еще сидя на колене у дядюшки Килько, песню, сочинитель которой жил на свете задолго до того, как Нижесреднеземье оделось мраком. Начиналась она так:
— Отлично! Отлично! — запищал Мопси.
— Да, отлично! Особенно про «хей-хо», — прибавил Пепси.
— А как вы ее называете? — спросил Срам, который тоже знал три-четыре песни.
— Я ее называю «Хей-хо», — ответил Фрито.
Но песня не развеселила его.
Скоро пошел дождь, и все они рассопливились.
Небеса на востоке понемногу обращались из черных в жемчужно-серые, когда четверка хобботов, усталых и сморкающихся так, что у них едва не отрывались головы, остановилась и разбила лагерь в кустах собачьей ракиты, отстоящих на много шагов от небезопасного Тракта, — здесь они намеревались пересидеть день, отдыхая. Утомленные путешественники растянулись на земле под ветвями и, как положено хобботам, в течение нескольких часов закусывали гномовскими булками из запасов Фрито, хобботовским пивом и обваленными в сухарях телячьими отбивными. Затем, негромко стеная от тяжести, наполнявшей их животы, все повалились наземь и тут же заснули, и каждому снились свои особые хобботочьи сны, посвященные большей частью телячьим отбивным.
Внезапно Фрито проснулся. Уже опускались сумерки, и какое-то тошное ощущение в животе подтолкнуло его со страхом оглядеть Тракт из-за ветвей. Вдали он увидел наполовину заслоненную листьями темную и смутную фигуру. Она медленно и осторожно перемещалась вдоль идущего в гору Тракта, походя на высокого черного всадника верхом на каком-то громадном, пятнистом звере. Фрито, у которого прямо за спиной садилось предательское солнце, задержал дыхание, когда зловещие красные глазища всадника принялись обшаривать окрестности. На один миг Фрито показалось, что пылающие уголья пронизали его, но вот они близруко сморгнули и двинулись дальше. Грузный скакун, показавшийся испуганному Фрито огромным, безобразно перекормленным боровом, с фырканьем принюхивался к влажной земле, стараясь учуять запах наших путешественников. Спутники Фрито тоже проснулись и в ужасе замерли. Они не могли отвести глаз от страшного следопыта. Наконец следопыт пришпорил своего скакуна, громко и основательно испортил воздух и сгинул. Хобботов он не заметил.