Фура мерно потрясывалась на богатой кочками и выбоинами шоссейной дороге В-З. Ее только недавно построили, но уже виднелся весь спектр последствий экспроприации местного бюджета доблестными представителями чиновничьего аппарата области. Внутри цистерны что — то стукнуло, потом другой раз, потом третий. Водитель перестал жевать, что он там жевал, и остановил железного голиафа на государственных колесах у обочины. Открыв дверь со своей стороны, браво выпрыгнул из кабины и уже было направлялся своим великолепным лицом с римским профилем, аки Цезарь, в наветренную сторону и левого края цистерны, как у последней с легкостью и грацией фламинго оторвало кусок железного круглого выпуклого зада. Пока водитель медленно оседал на месте от удивления, железный рудимент катился на всех парах к березкам из ближайшего к обочине леса. Из развороченной, как танки на Курской дуге, цистерны начало вываливаться что — то коричневое, вязкое, как… — нет, не то, о чем можно было помыслить нехорошее, а как мёд плотная субстанция, именуемая в недалеком прошлом в истории легкой промышленности, как пластилин. Когда куча набрала свой рабочий объем, от нее отделился внушительный пласт и начал формироваться в нечто с человеческой антропометрией. Наблюдавший все это время водитель не мог вымолвить ни слова, ни звука, ни даже неприличного звука от удивления и от нестандартности увиденного. Между тем фигура уже почти полностью сформировалась, даже в чем — то комично, потому что в точности повторила древнегреческие очертания тела нашего безмолвного Гермеса — водителя, а именно — фигура оказалась тоже с заслуженной трудовой мозолью из ближайшей чебуречной, небольшим пивным пузом и такого же небольшого роста около 170 см от асфальта, в который не доложили того самого асфальта по исключительной щедрости чиновничьего аппарата.
Во время инцидента на фабрике, как мы уже помним, в чан с вазели. то есть с пластилином прямой наводкой попал не много ни мало целый артефакт, имеющий свойство наделять любую материю не чем ни будь, а сознанием со стандартным пакетом «вшитых» знаний, а дальше уже дело за носителем, хочет он того или нет. Пока незабвенной массе пластилина переходили вышеуказанные свойства, он уже был внутри цистерны и ехал себе, не зная бед. Теперь же пред нашим мысленным взором стоял самый первый голем из пластилина, наделенный сознанием. Короткий голем не нашел ничего умнее, как взять за основу образ доминирующего вида на планете — человека, пусть и пузатого водителя. В виде небольшого приятного дополнения он позволил себе прочитать немного информации за 50 лет жизни водителя с подкорки его головного мозга — надо же как — то адаптироваться в этом мире? Зря голем это сделал, но ничего не попишешь. 
Он узнал столько ненужной информации и всякого житейского хлама, что пиши пропало. Кучу всяких подробностей рядового жителя Земли-водителя в самых ярких красках утренней акварели, со всеми вытекающими оттуда подробностями, количеством слитого бензина за карьеру, подобранных бесхозных железок для дачи, заполненных путевых листов, и все это приправлено отборной матерщиной, которую в галактике не слыхивали со времен царя Гороха. Одним словом, «Прошивка» прошла более, чем успешно — теперь голем был во всеоружии.
Витиеватыми речами из смеси местного, иногда колоритного, диалекта, неподдельного задора и доброжелательности пластилиновый голем, теперь же Иваныч, мягко и ненавязчиво попросил Петровича (как выяснилось с подкорки) проследовать в чудную кабину и начать путь в какое — нибудь убежище для дальнейшей разумной деятельности на этой великолепной планете. Да! И перед этим всем действом куда — нибудь затолкать остатки самого себя ранней стадии развития в виде оставшейся субстанции разумного теперь уже пластилина. Вскоре было найдено и реализовано блестящее решение — с помощью заляпанной совковой лопаты и пары холщовых мешков из-под сиденья «конвертировать», говоря бухгалтерским языком, сухой остаток Иваныча и положив его куда следует, двинуться наконец навстречу новым впечатлениям. Попутно было принято еще одно блестящее теперь уже командирское решение отправиться не куда — то там, а прямиком домой к Петровичу, ибо другие варианты как — то не приходили больше в светлые головы героев. Такому решению позавидовал бы сам маршал Рокоссовский.