У Влада было ощущение, что весь мир вокруг него скручивается в комочек, а комочек этот становится все меньше и меньше, теснее и теснее. Подчас Ромальцеву было лень вставать и подходить к звонившему телефону: это казалось ему немыслимой затратой энергии, бессмысленной по сути. Физически же он был абсолютно здоров и прекрасно знал об этом. Узнавая о событиях извне из газет и телепередач, Влад понимал, насколько все это чуждо для него, насколько далек он от всего этого. Если ему и хотелось чего-нибудь, то лишь улететь куда-нибудь подальше отсюда, в другой мир, на другую планету, к дальним звездам. Улететь - и больше уже никогда не видеть всего этого...
Заглядывая в себя - а это было очень страшно - Ромальцев понимал, что внутри он не просто одинок... Внутри он был пуст. Стены внешнего мира раздвинулись. Даже комната его стала огромной и пустой, как он сам. Понять, что и где в ней лежит, что как взаимодействует, было Владу не под силу...
И потому однажды он вспомнил о зубастом крокодиле-мосте, поджидавшем в реке очередного жертвоприношения...
************************************************************************************
- Я еще позвоню, - сказала Рената, положила трубку и скривилась от боли.
Николай словно бы и сам ощутил эту ее боль, страх и тоску. Он настороженно посмотрел на нее и машинально взял пакет с вещами, которые она ему отдала.
- Иди, - Рената махнула на него рукой. Ей не хотелось, чтобы он наблюдал ее в таком виде: бледной, с закушенными губами, встрепанной, как воробей. - Уходи, тебе я тоже позвоню!
Медсестры занимались своими делами и приготовлениями, но непорядок - присутствие мужчины в приемной - сбивал их с толку.
- Все, прощайтесь, молодежь! Некогда! - бросила акушерка и взяла Ренату под руку. Та покорно пошла вслед за нею.
- Уходи! - одними губами беззвучно крикнула она.
Николай, оглядываясь, отступил. Он не мог просто уйти. Он не представлял, как будет сидеть дома, не зная, что происходит здесь. Наверное, Ник не первый, кто испытывает подобные чувства, но ведь одно дело, когда это происходит где-то там, с другими, а совсем иное - когда с тобой, в этом-то все и дело... В этом вся банальность нашей дурацкой жизни. Вот теперь пришла и его очередь...
Он уселся под окнами, в тени каштана. К нему подошла степенная собака явно бродячего вида и с кряхтением улеглась под скамейкой. Гроссман закурил. Запечатанные зеленой сеткой окна здания были распахнуты, и время от времени оттуда доносились женские крики. Николай вздрагивал, пытаясь узнать голос жены. Но это были чужие голоса... Он уже трижды чуть не потерял ее, и страх прочно засел внутри.
Ренату ввели в большую палату, заставленную всяческими приспособлениями, напугавшими ее своим видом.
- Рыжая... - констатировали акушерки, разглядывая вновьприбывшую с отстраненным видом наблюдателей. - Намаемся, видно, мы с тобой...
- Почему это?! - удивилась Рената.
- Вот потому что рыжая, потому и намаемся. Давай, ложись, время засеку, - одна из сестер присела возле постели и взглянула на часы.
Рената улыбнулась: ее сын недовольно толкнул незнакомую руку, прикоснувшуюся к нему.
- С характером! - заметила медсестра.
Словно подтверждая ее слова, боль снова охватила тело Ренаты, сдавив его в мучительных тисках... Эта злая боль выворачивала наизнанку, сжимала, крутила, выла...
**************************************************************************************
Уже совсем стемнело. Редкие прохожие не обращали никакого внимания на Ромальцева, облокотившегося на перила моста и глядевшего в темную воду.
А он думал только об одном: будет ли ему больно. Потому что если будет, то все сведется на нет. Пусть удушье, пусть все, что угодно... Владу хотелось в это верить...
**************************************************************************************
Рената старалась не кричать и не стонать. Она знала, что Гроссман где-то рядом. Зачем ему слышать, как она мучается? Он все равно не поймет и лишний раз убедится в ее слабости. Только не это! Тем более, что эту боль можно и потерпеть. И эту тоже... И эту... О, боже! Она стиснула зубы и глухо завопила.
- Да проорись ты, героическая личность! - посоветовала акушерка. - Перед кем форсишь? Перед нами, что ли? Дык мы и не такое слышали. Хочется - ори, тетеха!
Схватка сошла на нет. Рената отдышалась. Умничка-сын делал все правильно, словно слышал ее, и действовал в едином ритме с нею.
"У тебя умное тело, ты быстро учишься, Возрожденная!"
- Ты - самый лучший! - прошептала Рената.
Персонал переглянулся. Если бы она ругалась, проклинала все на свете или звала маму, им было бы привычнее. Да вот как та девчонка в их же палате: кричит благим матом, лишь бы кричать...
- Давай, рыженькая! Уже немножко осталось! - акушерка подставила руку, и Рената вцепилась в нее мокрыми пальцами. Вы такие молодцы, я еще никогда такого не видела...
- Сколько времени? - спросила та.
- Да уж двенадцатый час пошел...
- Вы скажите моему, чтобы не торчал под окнами, а ехал домой... Скажете?
- Откуда ж ты знаешь, что он под окнами?
- Ч-чувствую я его! Пусть уезжает! - она стиснула зубы и все же договорила: - Нам... спешить... некуда!..
- Ну и болтушка ты! Шутить вздумала! Давай, давай, на счет "три"!
Акушерка покачала головой. Эта упрямая и выносливая рыжая ведьмочка нравилась ей все больше и больше. Если так пойдет и дальше, все будет в порядке.
**************************************************************************************
Влад огляделся. Наконец-то мост опустел.
Он подкатил к перилам давно уже облюбованную крышку люка, быстро примотал к отверстию веревку.