От дальнейших переживаний меня спасло постукивание по плечу, но первые секунды пробуждения дали мне понять, что настоящий кошмар, возможно, ещё только начинается.
Несмотря на глубокую ночь, в лагере кипела какая-то бурная деятельность, переходившая почти что в панику. До меня доносились резкие звуки выстрелов и более раскатистые взрывы снарядов, но я сразу понял, что до них как минимум несколько километров: любой, кто когда-нибудь стрелял из ружья или слышал, как работает артиллерия вблизи, знает, насколько это оглушительно громко. Но в любом случае это было плохо, просто хуже некуда, потому что полномасштабное сражение на территории ГЗГ — неслыханная вещь даже для приграничных районов.
— Что за срань… тут творится?
Меня разбудила Нóлза, и я впервые увидел её по-настоящему взволнованной. Она махнула кому-то лапой, выкрикнула несколько приказов, а потом вернулась ко мне.
— Стационарные линии перерезаны, связь глушится, мобильного сигнала нет, и даже спутниковая связь не работает.
Я хотел спросить, как это возможно, но она отмахнулась от дальнейших расспросов.
— Мы больше ничего не знаем. Джим думает, — глубоко вздохнув, она указала пальцем на леопарда, собиравшего зверей, — что на базу ГЗГ напали.
Я покачал головой, все ещё пытаясь избавиться от остатков кошмара и обдумать ситуацию.
— Может, всё-таки учения?
Но я сразу же понял, насколько тщетной была эта надежда.
— Нет. Эта местность не предназначена для учений. И никто не стал бы без предупреждения обрубать связь и уж точно не устроил бы артиллерийскую канонаду посреди ночи. А ещё мы слышали несколько взрывов посерьёзнее. Возможно, рванули склады с боеприпасами. Сложно сказать.
Происходящее казалось нереальным. Я взял бутылку с водой и осушил её за несколько быстрых глотков.
— Нападение на военную базу ГЗГ — это самоубийство. Для кого угодно. У местных картелей и боевиков не хватит огневой мощи, и даже корпорации…
Она кивнула.
— Ага. Как я и сказала, мы не знаем, что происходит. Но… — Тут она подняла глаза, и её лицо приняло решительное выражение. — Мы это выясним.
Я ахнул.
— Ты с ума сошла? Мы едва закончили подготовку, техника стоит без топлива и боеприпасов, а ты хочешь лезть в эту хрень?!
— «Молот» готов. — Она указала на ржавую груду металла неподалёку. — Кто-то заправил его вечером. Видимо, прокатиться хотел.
— Что ещё за «Молот»?
— Тот старый ржавый M113, который мы недавно нашли. Немного почистили, даже боеприпасы для пушки есть.
Несмотря на ситуацию, абсурдность названия не могла не вызвать у меня улыбку.
— Ясно. Вот почему его назвали «Молот»: ка-а-ак засадит!
Лицо колли внезапно порозовело, как будто от смущения. Я бы и не заметил этого, если бы лагерь не подсвечивался фонарями, работавшими от генератора.
— Ну да… а ещё там внутри раскладушка. Если понимаешь, о чём я.
— Ой.
Она встала и указала на двух стоявших рядом солдат.
— Раскéс, Доннéр, возьмите «Молот» и выдвигайтесь. Не ищите неприятностей: при первых признаках опасности разворачивайтесь и возвращайтесь в лагерь.
Оба отдали воинское приветствие и удалились. Спустя некоторое время этот древний БТР, рыча, дымя и скрипя, сдвинулся с места, медленно разогнался и скрылся за воротами лагеря, оставив после себя лишь облако пыли на грунтовой дороге.
Прошло десять минут, а бой, похоже, и не думал стихать. К этому времени в лагере уже никто не спал: мужчины и женщины в спешке собирали оружие, торопливо крепили снаряжение и готовились к худшему.
К моему разочарованию, первым делом стали заправлять не ОБТ, а самые быстрые машины, поскольку на их заправку уходило гораздо меньше времени, чем на наших прожорливых монстров.
Разведчики отправились в путь первыми. Арендованные у армии ГЗГ «Ялунги» — шестиколёсные боевые разведавательный машины, понесли их в бой по следам так и не вернувшегося и, предположительно, встретившего печальный конец «Молота».
Затем поехали танки, чья заправка занимала не менее десяти минут. В принципе, можно и не заливать полный бак, но всем же понятно, как много горючего жрут пятьдесят тонн стали в бою, так что лучше перестраховаться. Тем более неизвестно, что может произойти с нашим лагерем. Это означало, что мы будем прибывать небольшими группами, но в такой ситуации это лучшее, что мы могли придумать.
Первыми вслед за разведчиками отправились мой БМПТ «Рамка», лëгкий танк «Жало» Нóлзы и ОБТ класса«Фауст» Сáлливана. Каждый из нас кивнул своим экипажам во время отправления, отдавая последние распоряжения остальным и бросая друг на друга последние тревожные взгляды. Сáлливан нервничал больше всех, ругался сквозь клыки и кричал на зверей возле своего старого железного чудовища.
Но, как однажды сказал генерал ГЗГ — Скóрдо Тренс, «Главное — зверь, а не машина», — и старина Сáлливан, суховатый, седой ветеран-койот, с лихвой компенсировал любые недостатки старой техники своим опытом и мужеством. У меня не было времени узнать его поближе, но многие в лагере считали его кем-то вроде деда — этаким крикливым старым ворчуном.
Я забрался на БМПТ и протиснулся в командирский люк.
Внутри я закрыл глаза и позволил шуму внешнего мира рассеяться. Я подумал о том, как сильно может измениться мир всего за несколько минут. Может, именно поэтому Форрéстер отправил нас в эту глухомань? Чтобы подготовиться к такому развитию событий? Но тогда почему он об этом не сказал? Вступать в бой без надёжных разведданных как минимум опрометчиво, если не сказать глупо. И тем не менее мы делали именно это, не дожидаясь разведчиков. Подобные мысли проносились у меня в голове, пока я пытался заставить себя сосредоточиться на настоящем.
Радио по-прежнему издавало лишь глубокий и подозрительный (точнее, подозрительно знакомый) гул, совсем не похожий на любые ранее слышанные мной помехи. Внезапно я понял, что нам придëтся действовать по старинке. Я высунулся из люка и помахал Нóлзе лапой, а её силуэт в сиянии лагерных огней ответил тем же жестом. Пришло время выдвигаться.
БАЗА.
База была неподалëку, поэтому мы почти сразу начали замечать признаки боестолкновения. Нам попались несколько брошенных машин с ярко горящими в темноте фарами, чьи пассажиры в спешке покинули место происшествия. Вокруг не было ни души — жутковатое ощущение даже в ночном мраке.
Несколько минут спустя мы наткнулись на одну из машин наших разведчиков, также брошенную посреди дороги с работающим двигателем. У нас не было времени выяснять обстоятельства: звуки сражения приближались, а беспокойство с каждой минутой нарастало. Рáмирес, водитель-кенгуру, начал напевать тоскливую мелодию, пока я возился с кнопками радио, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал.
Это было ошибкой, но, даже если бы я поступил иначе, это вряд ли что-нибудь изменило. Как только мы спустились к последнему участку пути и заметили на экранах тепловизоров несколько огней, одно за другим произошло несколько событий.
Гул стал невыносимо громким.
Затем он прекратился, и всё вокруг внезапно погрузилось в тишину, почти такую же жуткую, как и тот гул, — такую, которая проникает в голову и заполняет её, грозя свести с ума.
Я огляделся в замешательстве. Всë происходило как в замедленной съëмке, будто мир остановился на этом моменте. А затем раздался голос — глубоки, металлический и одновременно скребущий внутри моего черепа с такой силой, что это потрясло меня до глубины души. Голос был отстранëнным и неподвластным времени, словно сама вселенная проснулась и заговорила. Вся шерсть на мне разом встала дыбом. В моём сознании всплывали слова настолько сильные, что они будто разрывали реальность на части.
ЯВИЛИСЬ ПЕШКИ ИЗГНАННИКА!!!
Задыхаясь, я тщетно пытался закрыть уши.
ВЕРНИТЕСЬ НАЗАД!!! ЛЖЕЦ ПОНЕСЁТ НАКАЗАНИЕ, КАК И ЕГО ПОТОМКИ!!! ТАК ПРЕДПИСАНО!!! ВЕРНИТЕСЬ НАЗАД!!!
Голос слабел, повторяя последние два слова снова и снова, пока не стал просто шёпотом, а затем окончательно растворился в небытии.