Лидия Лукьяненко
Плата за любовь
Слово к читателю
Сколько помню себя — я всегда любила писать: на уроках в школе, на лекциях в институте, в метро, на собраниях, на работе и дома. Писала на клочках бумаги, на квитанциях, в тетрадках и ежедневниках. Писала стихи, рассказы, повести, сказки в стихах, потом теряла или дарила (если стихи), потом — забывала.
Я окончила филологический факультет педагогического института, однако никогда не преподавала в школе. Зато перепробовала много других профессий: я работала экскурсоводом и воспитателем, журналистом и продавцом, секретарем, менеджером и риэлтором. Все эти профессии предполагают постоянное общение с окружающими. Это безумно интересно и дает такую богатую пищу для размышлений, что, пожалуй, уже ради одного этого стоит время от времени менять род занятий.
Когда меня спрашивают, о чем я пишу, я отвечаю: «Конечно, о любви. А о чем еще может писать женщина?» Правда, в наше время женщины пишут о чем угодно — от политических детективов до романов в стиле фэнтези. Но, по-моему, все равно они пишут о любви.
Жизнь в нашем мире дает женщина. Женщина любящая. Поэтому это — неисчерпаемая и благодатная тема. Я отнюдь не претендую на ее особое видение или изложение — я просто пишу о том, что мне близко и интересно, и, если это будет так же близко и интересно моим читателям — я буду безмерно счастлива.
По-моему, книга тогда хороша, когда, читая ее, смеешься и плачешь, а прочитав — загрустишь о том, что она закончилась. И тебя посещают светлые и возвышенные мысли. Ведь литература и призвана будить в нас именно такие чувства.
Свою первую книгу я посвящаю маме — прекрасному учителю и необыкновенной женщине
Плата за проезд
роман
В метро подрастеряны встречи,
В трамваях — разбитые судьбы,
В троллейбусах — непониманье,
В автобусах — теснота.
Тревожат ненужные речи,
В невырванной боли губы.
И мучат тоской расставанья,
А в сердце — опять пустота.
Глава первая
Она шла по улице. Одна, как всегда. Вечер был холодный, бесснежный и тусклый. Обычный февральский вечер. В липком тумане растекались желтые круги уличных фонарей и суетливые силуэты прохожих, таких же, наверное, озябших и голодных, как она.
Подъезд ее дома терялся в темноте. Снова выкрутили лампочку! Она шагнула, напряженно вслушиваясь в вязкую тишину. Извечный запах всегда открытых парадных — не запах, а просто вонь — преследовал ее и в лифте. Обычно она его не замечала, как привыкла не замечать многих неприятных вещей. Но сегодня и погода, и темнота, и лифт — все было таким унылым и давящим, что ей было не просто грустно, а невыносимо тоскливо. Она устала, замерзла и чувствовала себя такой одинокой и несчастной, что просто жить не хотелось. Она стояла, безвольно прислонившись к стенке лифта, и думала, как это ужасно — всегда возвращаться одной в свою пустую холодную квартиру, где ее никто не ждет. Так же неприятно, как просыпаться ранним утром в холодной комнате, когда за окном дождь или снег, на душе — тоска, а тебе нужно вставать и делать привычные и надоевшие дела. И до того много в жизни досадных мелочей и ненужных обязанностей, что все чаще думаешь: и зачем она нужна — такая жизнь? Но откуда-то из глубины, затюканная безрадостными мыслями, иногда прорывалась мечта о чем-то необыкновенном и прекрасном: «Вот если бы!..» Но она знала, что никакого «если бы» не случится, — просто она едет домой, где ее никто не ждет.
Но оказывается — ее ждали! Когда она в такой же темноте сделала несколько шагов от лифта («Черт бы их побрал — кто ворует все лампочки?»), торопливо вынимая из сумки ключ, то прямо перед своей дверью наткнулась на что-то. Она замерла и попробовала ногой что-то мягкое, человеческое, которое зашевелилось и издало непонятный звук. «Пьяный», — решила она и отступила назад в растерянности. «Пьяный» зашевелился, и в темноте вспыхнул огонек зажигалки, высветив силуэт сидящего на корточках мужчины. Неудивительно, что она не могла пройти — он привалился спиной прямо к ее двери.
— Не пугайтесь, — негромко сказал мужчина, — я не сделаю вам ничего плохого.
Она увидела, что он не пьян. Его лицо было разбито, кровь из рассеченной скулы стекала на белый воротник рубашки, выглядывавшей из-под куртки. Покачиваясь, мужчина встал, и она снова отступила к лестнице — таким показался он ей крупным и высоким.