А у Ольги не было ни слезинки. Машка! Ее единственная подруга за последние годы. Она вспомнила их вечера, прогулки, долгие разговоры до утра, когда они оставались ночевать друг у друга. И расстались из-за чего? Из-за мужиков! Как будто они того стоят. Будь Оля рядом, этого не случилось бы. Она бы увидела то, что Машка просмотрела, — скрытую ненормальность ее мужа. Какая же она была эгоистка — думала только о себе, носилась со своими, самой же и устроенными проблемами! Ведь Машино замужество — только от полного одиночества. Оля бросила ее и увела Андрея. Кто знает, может, у них и сложилось бы, не вмешайся она.
Ей стало страшно. Сколько, ну сколько еще ей платить по счетам?
Тянулись дни, такие длинные — шесть кормлений в день. Ольга не высыпалась. После родов ей нельзя было сидеть из-за швов — или стоять, или лежать. Малыш кричал день и ночь. Она уже не понимала, что ему надо? Покормила, перепеленала, подержала, чтобы газы отошли, укачала, и только сама приляжет — он снова в крик. И так все дни напролет. Ольга вымоталась, похудела и совершенно отупела от всего — какой там режим! Давала грудь каждый раз, когда ребенок начинал кричать, как молодая бестолковая мамаша. Это не замедлило сказаться на количестве молока, и кормить вскоре стало совсем нечем. Пришлось покупать молочные смеси и прикармливать. Деньги таяли с каждым днем, и она не представляла себе, на что вскоре будет жить. Новый день приносил новые заботы. Постирать подгузники, пеленки, убрать в кухне, придумать из ничего ужин Лизе. Сама она, как только перестала кормить, перестала и есть, тем более что и есть-то было нечего. Папа с семьей пришел проведать их, когда Саше исполнилось три месяца. Они просто испугались, увидев Олю — кожа да кости. Привезли продукты — мешок картошки, овощи, консервацию, крупы. Лиза тоже вытянулась, стала худенькая, высокая. Нужно было купить кое-что из одежды и обуви. За детский сад она пока платила — надо ведь, чтобы с дочкой занимались, да и кормили.
В глубине души Оля еще надеялась на возвращение Игоря. Поначалу она вообще недоумевала. Он так заботился о ребенке! Сейчас его помощь была бы как никогда более кстати. Он прекрасно знает, что по всем срокам она уже родила. Но вскоре Ольга поняла, что Игорь бросил их. Предположим, она виновата, но ведь речь сейчас не о ней! Все-таки подлец он, подлец и последняя сволочь. Признав и приняв это, она перестала надеяться на его возвращение.
Ей требовалась работа и немедленно. И Ольга стала охранять подъезд: сутки — трое. Сначала страшновато было оставаться на ночь в маленькой комнатке, где, кроме стола и стула, ничего не помещалось, и всю ночь шатались то пьяные, то подростки обкуренные. Потом — ничего, привыкла. Днем целый день сидела с Сашей на скамеечке у подъезда, здесь и кормила, и пеленала, пока было тепло. Здесь укачивала в колясочке и оставляла спать в тени деревьев. Лиза бегала в квартиру — то подогреть молоко, то сварить кашку. Она научилась многим вещам, которые Оля и в десять лет не делала. У них появились деньги, пусть небольшие, на памперсы в новых магазинах не хватит, но жить как-то можно. Хотя разве они живут, с грустью думала Ольга, они выживают. Вчера заплатила за квартиру, так сегодня хлеб пекла, хорошо что муки еще много.
Каким многим полезным вещам научилась она: и носки штопать, и шапочки вязать из старых ниток, и вещи перешивать. За месяц работы она перезнакомилась с жильцами своего подъезда, в котором прожила всю жизнь. А раньше знала лишь соседей по площадке, да и то так: здравствуйте — до свидания. Теперь же она узнала не только как кого зовут, но и где кто работает, в котором часу домой приходит, любит ли выпить, кто с кем дружит. Ольга не представляла, что ее окружают такие добрые люди. Многие сердобольные бабушки предлагали посидеть с Сашей, пока она пойдет домой поесть. Молодые мамаши, у кого дети были чуть старше, дарили еще хорошую одежду, делились разными детскими принадлежностями — сосками, бутылочками. Слесарь ЖЭКа, починив кран, отказался взять у нее денег. Все, оказывается, знали ее маму, считали ее красавицей и модницей, помнили мужа Сашу и жалели ее, Ольгу. Подумать только, что раньше на всех этих Семеновичей, Петровных, Тань и Наташ она просто не обращала внимания. А теперь она чувствовала себя как в большой дружной семье.
Пенсионерка со второго этажа, Любовь Петровна, или баба Люба, как она сама велела себя называть, особенно привязалась к Сашеньке и вызвалась нянчить его, «запросто так», как сказала сама. Оля смогла выйти на работу. Дежурства она тоже не бросила, старалась успевать везде.