Охранники, сопровождающие арестованного, через каждые три метра останавливаются и с притворным гневом кричат в сторону окон: «Отойти от решеток! Заткнуть глотки! В изолятор отправитесь!» - еще сильнее разжигая этим ярость заключенных. Молотом обрушивается их ненависть на бывшего стража закона: «К нам его!… Свернуть шею!… К нам его!… Свернуть шею!… К нам его!… Свернуть шею!…»
Шойтена приводят в 331-ю камеру, расположенную на третьем этаже в противоположном конце от застекленной вышки, с которой ведется ночью наблюдение за порядком в тюрьме. Дверь за Шойтеном захлопывается, и он остается с глазу на глаз с тремя мужчинами в арестантской одежде, которые, прислонясь к окну, молча ухмыляются в предвкушении потехи. Они знают Шойтена, Шойтен знает их. Последний раз они стояли по разные стороны барьера три года назад. Прокурору тот процесс принес много хвалебных отзывов в прессе.
«Первый прокурор доктор Шойтен безжалостно расправляется с опаснейшей шайкой громил», - писали в то время газеты. Действительно, на совести шайки было почти 50 краж со взломом. И все же Шойтен требовал для них слишком уж сурового наказания: 7 с половиной лет каторжной тюрьмы для 22-летнего слесаря Хейно Шарфа, 5 лет - для шофера Эдмунда Цибе и 10 лет с последующим лишением свободы 1 [1 По отношению к рецидивистам в ФРГ применяется иногда дополнительная мера наказания - содержание под стражей после отбытия основного срока. (Примеч. перев.)] - для главаря шайки 40-летнего Хорста Йостена. Лицемерный цинизм его требования «избавить наконец жителей Крефельда от профессиональных преступников» стал понятен лишь много позднее. А сразу после процесса прокурор принудил к сожительству 35-летнюю миловидную жену Йостена. Не имея средств пригласить дорогого адвоката, женщина со слезами обратилась к Шойтену, умоляя облегчить участь ее мужа. И Шойтен воспользовался этим. Он стал водить ее в ночные бары, снова и снова понуждая к сожительству и обещая добиться пересмотра дела. Однако приговора он, конечно, не опротестовал. Обо всем этом оставшиеся на свободе члены шайки написали Йостену в тюрьму.
Не решаясь отойти от двери, Шойтен испуганно произносит:
- Добрый вечер.
Трое мужчин не отвечают, лишь по-прежнему ухмыляются. Средний из них - Хорст Йостен. Продолжая усмехаться, он подходит к Шойтену, кладет правую руку ему на плечо, поглаживает мягкую ткань элегантного пальто и язвительно замечает:
- Хорошо выглядишь. Как и положено настоящему прокурору. Чистенький, аккуратный. Чтобы жёны тюремного сброда легче соглашались лечь с тобой в кровать,
вонючая свинья!
И, сжав левую руку в кулак, коренастый, здоровый, как бык, главарь шайки наносит бывшему прокурору яростный удар под ложечку. Шойтен обмякает, как мешок. Тут Йостен обеими руками ухватывает его за отвороты пальто, рывком поднимает и сдавливает, почти выпуская из него дух.
- Ну, подлая дрянь, теперь ты у меня попляшешь! Что я, по-твоему, сейчас с тобой сделаю, э?
Ответить Шойтен не может, он едва дышит. Из последних сил ударяет он ногой в дверь камеры, а когда Йостен на миг чуть разжимает руки, отчаянно издает крик о помощи.
В ту же секунду его заглушают обитатели других камер. Они тарахтят чем попало по отопительным батареям и по обитым металлом дверям, горланят, орут, визжат, чтобы из 331-й камеры не могло донестись ни звука.
Йостен тащит задыхающегося, дрожащего от страха прокурора на середину камеры, швыряет его на табурет, Шойтен обессиленно поникает. Йостен берет его за подбородок, заставляет поднять голову: чтобы полностью насладиться победой, нужно видеть лицо поверженного врага.
- Что я сейчас с тобой сделаю, ты, кусок навоза? Отвечай, не то я сразу сверну тебе шею! Никакой черт не услышит твоих криков, и никакая стража не придет тебе на помощь. Представляешь, завтра утром мы трое мирно похрапываем, а ты, уже остывший, болтаешься на оконной решетке. И никто ничего не может доказать. Ни кто! Скажут, что ты покончил самоубийством. - Он вы пускает подбородок Шойтена; он внезапно поражен новой мыслью. - Или… может быть, они этого как раз и ждут? Ты не думал, что твои сообщники из судейских нарочно все это Подстроили? Что они ждут, чтобы мы тебя прикончили? Что для этого они и сунули тебя в нашу камеру? Ну, подумай сам! Конечно, это ведь совершенно ясно! Им только того и надо. Для них это было бы простейшим решением. Они избавились бы от всякой шумихи, от всех неприятностей, которые принесет им эта возня с тобой. Что, разве я, по-твоему, не прав?