— В кого стрелять-то будем? Почему М99? Это ж слона остановить можно, а у нас тут, если не ошибаюсь, люди, а не слоны… И зачем, если есть наручники?
— Сергей, — мягко ответила Вера. — Наручники тут не помогут, вы увидите. И в кого стрелять, поймете сразу. Я-то надеюсь, что не понадобится, но не очень. Вы сами читали распечатку, которую мне передали? Помните, я вас просила срочно выяснить, где пересекался Ладыгин с кем-нибудь из журнала «Эгоист»?
— Читал. Но этого человека обездвиживать не придется.
Вера молчала, улыбаясь. Сергей потер играм, нахмурился.
— Погодите… Неужели… Вот черт!..
— Наконец-то догадались! — сказала женщина. — Не промахнитесь только.
Бывший оперативник криво усмехнулся. Он умел стрелять не целясь, не думая, на звук и вспышку, из любого положения, из любого оружия. Уж он не промажет.
Накануне Дарья Сотникова отправила приглашение от имени рекламного агентства во все средства массовой информации, с которыми она сотрудничала в продвижении марки «Мира Ладыгина». В приглашении было сказано, что Марат Ладыгин, российский предприниматель и миллионер, приглашает журналистов на пресс-конференцию, посвященную спасению его дочери Мирославы от похитителей. Кто откажется прийти на такое мероприятие?
На самом деле нужны были не все, конечно. Но так захотела Вера Лученко.
— Поймите, Сергей, — сказала она. — Все, что здесь произойдет, увидят и услышат журналисты. И сразу опубликуют в своих изданиях. Это же жареный материал! И вот тогда, по старым неписаным законам нашей страны, когда поднимется, так сказать, голос общественности, открыть уголовное дело будет намного легче. Один из деятелей сдаст другого… Да и во время моих шоу, как вы их называете, человек гораздо легче признается в своих преступлениях, чем в кабинете следователя. Вы это должны понимать.
Он понимал.
Через полчаса в офис набилось около десятка человек. Остальных, числом еще около двадцати, попросили ждать снаружи. Вошедшие же расселись за столами. Столы были накрыты: бутерброды, минералка, соки.
Лученко вышла в центр, к каштану, на ходу погладила его лист.
— Дамы и господа! — сказала она. — Разговаривать с вами буду я, Вера Алексеевна Лученко. Марат Артурович Ладыгин поручил это мне. Так что прошу если не любить и жаловать, то хотя бы слушать.
Гости разочарованно зашумели.
— А вы администратор олигарха? — спросил кто-то.
— Нет, это пиар-директор бренда его дочери, — сказала Альбина Фоя.
— А где он сам?
— Его не будет, — сказала Лученко.
— Тю…
Редакция журнала «Эгоист» присутствовала в почти полном составе. Главный редактор Глеб Дегтярев сварливо спросил:
— Это надолго? Я на переговоры тороплюсь.
Вера сказала, обращаясь ко всем:
— Вы угощайтесь, угощайтесь. Надолго не задержу. Но обещаю: будет интересно.
Журналистов не пришлось упрашивать налегать на еду и питье.
— Только я не пиар-директор. Я врач, психотерапевт.
Послышались возгласы:
— Ничего себе!..
— Что за шуточки?
— А что, нас будут проверять на целость крыши? — пошутил кто-то.
Все рассмеялись.
— Я расскажу вам, как случилось, что Мира Ладыгина была похищена, и кто это сделал. А вы внимательно слушайте, потому что эти люди находятся среди вас.
В офисе мгновенно воцарилась тишина, будто выдернули штекер колонок из усилителя.
— Да, — негромко добавила Вера, — именно так. Именно поэтому просьба ко всем: пока я буду говорить, не нужно перебивать. Вы все узнаете из моего рассказа, и мы скорее освободимся. Итак, я узнала, что Миру похитили, и сама обратилась к Ладыгину, желая ее найти.
— Вы следователь? — спросила Батонова.
— Потому что, — продолжала Вера, не обращая внимания на реплику, — я общалась с девочкой на открытии ее магазина. И кое-что мне показалось странным…
Лученко рассказала, как она заметила, что девушка нервничает. Она не могла перерезать ленточку, и в ее вздрагивающих лопатках Вера увидела кое-что из области своих диагнозов. Потом предложила девушке простейший тест и убедилась, что Mира устала, хочет скрыться от всех, у нее приступ социофобии. Например, она пожелала быть ласточкой. То есть такой птицей, которая не опускается на землю, не живет на ней. Кроме того, она нервничала не из-за вопросов журналистов, а из-за чего-то, что должно было случиться после презентации. Поэтому, когда Mирослава Ладыгина исчезла, возник вопрос: это похищение или она скрылась сама? Пятнадцатилетняя девочка не смогла бы самостоятельно организовать свое исчезновение столь ловко. Значит, ей помогали. Кто? И она, Лученко, начала заниматься этим делом.
Поднялся шум.
Вера ожидала, конечно, что журналисты не будут сидеть тихо, что они примутся ее задевать. Доктор-следователь. Психотерапевт-сыщик. Ладно, пусть, все равно их не сдержишь. Лишь бы тот, ради кого был затеян весь спектакль, не попытался улизнуть. Но он, кажется, ничего еще не понял.
Пока гости бурлили, Вера взяла себе стул и уселась под каштаном. Стоять надоело. Оглянулась на Старостина — он возвышался в проеме полуоткрытой двери Дашиного кабинета. Молодец. Ну что ж. продолжим.
— Итак, — сказала Вера вроде бы негромко, но все замолчали, — я предприняла кое-какие шаги. А дальше, чтобы вам было понятнее, изложу все в виде истории нескольких человек. Это реконструкция, основанная на сведениях об этих людях и на моих собственных наблюдениях. Поэтому она очень близка к реальности. Но даже если и есть такие- то неточности, поправлять меня не надо. Кстати, я имена зашифровывать не стану и опять-таки предупреждаю — нет смысла перебивать. Вы в любом случае услышите все, что я собираюсь здесь сказать, до самого конца.
И психотерапевт Лученко принялась рассказывать.
Это началось в школе. Ее вызывали к доске, спрашивали урок. И она молчала. А что говорить? Дома она добросовестно читала домашнее задание. Пока смотрела на буквы, вроде все было в порядке. «После реформ Петра образование стало необходимой и обязательной частью становления и формирования…» Когда закрывала книгу, тут же все забывала.
Весь класс смеялся над ней. Но дети, ровесники, мало ее раздражали. Ну, дурачки. Дашь кому-то подзатыльник, и все. Только надо руку сдерживать, рука у нее тяжелая. Широкая в плечах и бедрах, мощная, коренастая девочка занималась греблей и была надеждой юношеской команды клуба «Спартак».
А вот учитель… Она молчала. Он сердился. И так раз за разом. Он кричал на нее, потом начал издеваться: «Ну-с, Ульяна Чуб, прошу к доске! Давненько не слышал твоего тупого молчания и единиц не ставил!» Вызывал родителей и предлагал им перевести Ульяну в школу для детей с ограниченными возможностями. А что родители? Папа вообще не папа, а отчим. А мама… Ульяна была даже не уверена, что это ее родная мать. Слишком они непохожи: мама тонкая, изящная, умная. А она…
В восьмом классе Ульяна не выдержала и сломала учителю истории руку, которой он выводил в ее дневнике единицу и еще украшал цифру завитушечками, посмеиваясь. Разразился скандал. Все остальные учителя отказались иметь с ней дело. И ее выгнали из школы.
Но она и сама ушла бы. Надоела ей эта учеба. Зачем она нужна? Тем более врубиться ни во что невозможно. Все понятия, слова, правила и упражнения находились будто бы за толстым слоем ваты.
А еще через год она ушла из дома. Все лето ездила с командой на соревнования, тренеру врала, что родители отпустили. Потом тренер узнал, произошел конфликт. Она плюнула на греблю и пошла в секцию тяжелой атлетики, толкать ядро, ведь для гребли она стала уже слишком тяжелой.
Тут ей очень понравилось. Ульяна не пропускала ни одной тренировки, без устали качалась, качалась, качалась… Тело болело, но ей это доставляло удовольствие. Тренер не мог нарадоваться: девушка мощная, мышцы как у гладиатора, ядро толкает, словно игрушку. Подтренировать малость, технику поставить — чемпионкой будет. И она действительно стала через гол чемпионкой страны. Еще два года — и можно отправлять ее на олимпийские игры. Во время тренировки на нее приходили посмотреть другие тренеры, начальство из спорткомитета, журналисты.