Дружеский тон начальства выбил Сульга совсем из равновесия. Значит, начальник, кроме того, еще и лицемер! Его сердце тревожно забилось: вот они начинаются, неприятности! Однако делать было нечего. Он уже стоял в кабинете начальника. Начальник попросил его сесть, закурил папироску, потом спросил:
— Как у вас теперь с работой, товарищ Сульг? Отчет по командировке в Пайде уже готов?
«Все ясно, все-таки выпивка в Пайде, — внутренне ужаснулся инспектор. — Может, лучше самому признаться?»
— Это... ээ.... пиво... Я, видите ли... — начал было он, но начальник даже не дал ему говорить.
— Вы, видимо, устали? На вас просто лица нет. Или заболели? Ну да, конечно, и устали и неважно себя чувствуете. Мы здесь посоветовались с профкомом и решили предоставить вам отпуск. Согласны?
«Увольняют!» — похолодел инспектор. Руки у него затряслись, и лоб покрылся испариной.
— Я очень прошу... — произнес он. — Я прошу вас... У меня здоровье очень крепкое. За что же меня? Я буду стараться лучше работать. Вот увидите! Это очень строго — за такую чепуху, как три бутылки, да еще в нерабочее время...
— Товарищ Сульг, — сказал начальник, — пожалуйста, не скромничайте: Мы лучше вас знаем, как вы работаете. Уверяю вас, вы вполне заслужили свой отдых. А чтобы вы имели возможность хорошо поправиться, мы посылаем вас... в санаторий. Даем вам бесплатную путевку на юг. Вообще надо было бы вас давно отправить, но в нашем учреждении, видимо, не очень-то привыкли заботиться о людях. Ну, договорились?!
— Нет! Помилуйте! — пробормотал Сульг. — Я все-таки прошу...
Он хотел еще что-то сказать, но в этот момент начальника вызвали к телефону. Инспектор отправился к себе.
«Значит, отдых! — подумал Сульг, усаживаясь за свой рабочий стол. — Сколько лет я сидел здесь, за этим столом, и все было прекрасно! А теперь вон! Из-за каких-нибудь проклятых трех бутылок... И еще говорят: путевку в санаторий. Знаем мы эти путевки!»
В этот день Сульг работать уже не смог. После долгих невеселых раздумий он решил снова просить начальника, чтобы тот простил его проступок. Но начальник не появлялся. Выяснилось, что он выехал на неделю в командировку.
Стоит ли распространяться, какими страшными были эти дни для Сульга! Он окончательно утвердился в мысли, что его непременно уволят. Он уже начал подыскивать себе новое место. Жена всячески успокаивала его, говоря, что, собственно, ничего еще не случилось. Ведь ему пока что предложили бесплатную путевку на юг. А это ведь не каждому дают. Но Сульг упрямо стоял на своем и даже поссорился из-за этого с женой.
— Не понимаю, что ты за человек! —сердито кричал он. — Ты как будто вчера родилась. Никогда не верь тому, чего не увидишь собственными глазами. Вот увидишь — они отправят меня на юг, а сами за это время наймут на мое место другого человека.
Через неделю начальник вернулся. Он снова пригласил инспектора Сульга к себе и снова поинтересовался состоянием его здоровья.
— Завтра получим путевку — и поезжайте, — в заключение сказал он. Потом, не дав Сульгу сказать ни слова, взял его под руку и проводил до двери.
Теперь-то Сульг уж нисколько не сомневался, что погиб. Ладно! Если погибать, так уж с музыкой! Инспектор сел за стол и исписал пять листов бумаги. Он подробно изложил все: и как начальник без всякого на то основания желает его уволить, и как он еще полон сил и жаждет работать... Словом, описал все: и насчет пива, и насчет собаки, и поцелуя... Потом запер все написанное в стол, и пошел домой, и впервые за последние две недели всю ночь спал как убитый.
А утром председатель профкома торжественно вручил ему бесплатную путевку в Сочи. Конечно, инспектор сначала не поверил, однако профсоюзная общественность все же сумела ему разъяснить, что разговор идет не об увольнении, а о премировании его за долголетнюю безупречную работу.
Два дня спустя инспектор Сульг сидел в вагоне прямого сообщения Таллин — Сочи и удивленно спрашивал самого себя:
«Вот дьявол! И кто бы мог подумать? Просто чудеса!»
Инициатива
Товарищ Тохлак вернулся с заседания угрюмый, как полярное небо. Такой бани, как на этот раз, он еще никогда не получал в своей жизни. Каждый выступающий считал своим долгом указать ему на промахи и ошибки, совершенные им за последние годы. А кое-кто не постеснялся даже сказать прямо в лицо, что он, Тохлак, вообще негодный работник, неспособный к самостоятельному мышлению. Он словно припаян к телефонной трубке! Телефонная станция только и делает, что соединяет его с директивными органами и разъединяет по минованию надобности. Говорили, что он даже спрашивал у начальства, с какого конца начать ему точить карандаш Здорово, очень здорово попало на заседании Тохлаку!