Толпа взволнованно зашевелилась. Гершелиты довольно легко находили отклик в сердцах людей. Уолтон занервничал, еще глубже втянул голову в плечи, опасаясь, что его узнают, и стал потихоньку выбираться из толпы, собравшейся вокруг гершелита.
— Многим из вас по той или иной причине не по нраву ВЫНАС. Но позвольте мне сказать вот что, друзья… Вы заблуждаетесь еще больше, чем его приспешники, вы сами таите куда большее зло, чем этот нарыв на теле человечества! Нам нужно перестать себя жалеть, нужно стать по-настоящему жестокими даже по отношению к самим себе! Давайте смело посмотрим правде в глаза! Что такое ВЫНАС? Да ведь это совершенно нереальное половинчатое решение стоящих перед человечеством проблем! Пока мы не ограничим рождаемость, не установим строжайший контроль над тем, кому жить, а кому нет, до тех пор мы…
Это была откровенная, чистейшая гершелитская пропаганда. Уолтона ничуть не удивило, когда оратора перебил один из слушателей, хрипло проревев:
— А кто будет решать этот вопрос — кому жить? Ты что ли?
— Вы вверили свою судьбу ВЫНАСу, разве не так? А вот довериться Абелю Гершелю и его товарищам, посвятившим свою жизнь улучшению человеческой расы и ее очищению, почему-то не решаетесь, верно? А зря!
Уолтон так и застыл в изумлении. Гершелиты, оказывается, настолько более радикальны в отношении проблем перенаселенности, чем ВЫНАС, что Роя немало удивило, как они отважились в открытую излагать свои взгляды. Атмосфера враждебности вокруг деятельности ВЫНАСа и без того была сильно наэлектризована. Неужели широкие круги общественности спокойно отнесутся к действиям группы, требующей еще более решительных, крайних мер?
Коротышка на импровизированной трибуне совсем сорвался на визг.
— Вместе с гершелитами — вперед! Долой выравнивателей — представителей тех сил, что оправдывают моральное разложение верхов и их бездеятельность!
Уолтон повернулся к стоявшему рядом мужчине и пробормотал:
— Но ведь этот Гершель настоящий фанатик. Его приспешники, не моргнув, уничтожат всех нас во имя спасения человечества.
Соседа Уолтона явно сбило с толку это заявление. Затем, поняв в конце концов, что хотел сказать Рой, мужчина одобрительно кивнул:
— Похоже, вы правы, дружище. Знаете, в ваших рассуждениях в самом деле что-то есть.
Это-то и оказалось искрой, необходимой для воспламенения толпы. Уолтон успел потихоньку отойти совсем в сторону и, уже не находясь среди возбужденных мужчин и женщин, стал тайком наблюдать, как эта искра побежала по толпе, а разглагольствования недомерка раздували ее в настоящий пожар.
Первым вестником пожара оказался камень, пущенный по дуге откуда-то сзади. Задев трепещущий на ветру флаг Объединенных Наций, он с грохотом ударился в стенку здания. Это был сигнал к началу действий.
Более сотни разбушевавшихся мужчин и женщин сомкнулись вокруг коротышки на шатком стуле.
— Нам нужно смело глядеть правде в глаза! — раздался его последний зычный вопль, после чего оба флагштока были опрокинуты на асфальт, а флаги растоптаны.
Стул перевернулся. Коротышка исчез, его захлестнула накатившаяся волна не ведающих жалости ног и рук. Взвыла сирена.
— Полиция! — завопил что было мочи Уолтон, наблюдавший со стороны за разъяренной толпой.
Не прошло и двух секунд, как толпа растаяла, испарилась, оставив на улице только Уолтона и недомерка-оратора. Подъехал фургон с сотрудниками службы безопасности. На асфальт перед зданием Бюро выпрыгнули четверо в мундирах серого цвета.
— Что здесь происходит? Кто этот человек? — взревел один из сотрудников службы безопасности. Затем, увидев Уолтона, сразу же повернулся к нему. — Эй! Ну-ка быстро сюда!
— Обязательно, инспектор. — Уолтон опустил воротник, подошел к блюстителям порядка и, заметив объектив вездесущей видеокамеры, невозмутимо к нему повернулся. — Я — Рой Уолтон, директор Бюро, — сказал он громко, обращаясь к камере. — Прибыл сюда несколько минут назад и стал свидетелем всего, что здесь произошло.
— Расскажите нам поподробнее об этом, мистер Уолтон, — попросил его старший группы.
— Это вот гершелит, — Уолтон показал рукой на распростертого на асфальте незадачливого оратора. — Он произносил откровенно подстрекательную речь, направленную против деятельности ВЫНАСа, особо налегая на оскорбления в адрес покойного директора Фиц-Моэма. Да и мне самому немало от него досталось. Я уже собрался было вызвать вас и восстановить порядок, когда собравшиеся наконец сообразили, что перед ними гершелит. Как только до них дошло, на что он их подбивает, как они сразу же… Ну, результат видите сами.
— Благодарю вас, сэр. Очень сожалею, что нам не удалось предотвратить это. Зрелище, наверное, не из самых приятных, мистер Уолтон.
— Человек этот сам напрашивался на неприятности, — пожал плечами Уолтон. — Деятельность Бюро Выравнивания полностью отвечает самым сокровенным чаяниям людей доброй воли на всем земном шаре. Гершель и его сторонники пытаются посеять смуту в умах и сердцах людей, ввергнуть мир в пучину беспорядков и хаоса. Я, естественно, не одобряю насилие в какой бы то ни было форме, однако… — Он улыбнулся прямо в объектив камеры. — Служение великим целям ВЫНАСа — моя святая обязанность. Его противников я рассматриваю как людей недалеких, введенных в заблуждение вот такими доморощенными агитаторами.
Он развернулся и направился ко входу в здание Бюро, явно довольный собой. Случившееся покажут в первом же очередном телевыпуске последних известий. Каждый орган массовой информации воспроизведет только что сказанные им слова.
Ли Перси будет им очень доволен. Совершенно не пользуясь преимуществами, предоставляемыми предварительной записью с последующей коррекцией дефектов речи или интонаций, Уолтон произнес вдохновенную речь и превратил весьма неприятный инцидент в орудие крупномасштабной пропаганды. Более того — его поведением был бы доволен и сам директор Фиц-Моэм.
Однако несмотря на внешнее самолюбование, его сотрясала лихорадка. Вчера он спас мальчика, слегка изменив результаты расшифровки генетического кода; сегодня фактически убил человека, бросив исподтишка слова обвинения в возбужденную толпу.
Власть. ВЫНАС представлял собой власть, наверное, самую огромную во всей истории человечества. И теперь эту власть придется каким-то образом обуздывать.
Когда Уолтон вошел в кабинет, гора бумаг, посвященных разработке сверхсветового привода, все еще лежала на письменном столе. Вчера ему удалось просмотреть только несколько самых ранних документов. Затем Роя засосала рутина, и он был вынужден заняться другими делами, требовавшими безотлагательного вмешательства.
Поддержанный Фиц-Моэмом проект создания привода для перемещения космических кораблей со сверхсветовыми скоростями начал претворяться в жизнь примерно десять лет назад, возможно, даже чуть раньше. Необходимость такого привода объяснялась очень просто: используемый для путешествий между планетами Солнечной системы ионный привод имел изначальные ограничения по скорости, не больше девяноста тысяч миль в секунду, и, значит, путешествие к ближайшей звезде и возвращение на Землю разведывательного космического корабля потребует не менее восемнадцати лет. А для планеты, стремящейся как можно быстрее осуществить широкомасштабную экспансию в космосе, такой срок был слишком большим.
Именно тогда, примерно десять лет назад, группа ученых засела за разработку искривляющего подпространство привода, с помощью которого можно вспороть обычный пространственный континуум и перемещаться со скоростью, превышающей скорость распространения света.
Сейчас на столе у Уолтона лежали все необходимые ему архивные материалы: результаты предварительных испытаний, распределение бюджетных ассигнований, эскизные чертежи и графики проведения различных этапов, фамилии исследователей. Уолтон с головой ушел в изучение документации, узнавая имена, усваивая новые научные понятия. Судя по всему, проект находился на самых ранних стадиях реализации. Фиц-Моэм подпитывал его ассигнованиями из собственных средств.