Напарник Келли тоже попал в экспедицию благодаря квоте, но его присутствие меня не смущает. Зовут его Миррик (это сокращение, если написать Мирриково имя полностью, получится слово длиной с мою руку), он с Динамона-9. У нас работает бульдозером.
Он большой. Тебе, наверное, случалось видеть фотографии вымерших земных млекопитающих, носорогов? Я читал, что они были размером с хороший грузовик-пикап, — ну, грузовики ты уж точно должна была видеть, хотя бы глазами других телепатов, — а весили в два или три раза больше. Моя голова — вообрази себе картинку! — не достает ему до плеча, а о длине его что и говорить — в нем метров шесть. Миррик весит больше, чем вся экспедиция вместе взятая, и неудивительно — видела бы ты, сколько он ест! Пахнет он довольно странно, никак не могу понять чем. Кожа голубая, в мелких морщинках, глаза маленькие, на нижней челюсти — два здоровенных плоских клыка. Но он очень умен, образован и может перечислить подряд американских президентов, шумерских царей, знает тысячи анекдотов из истории Земли и очень любит дрожащим и завывающим голосом читать вслух нашу любовную лирику.
Миррик — совершенно замечательный парень, он собаку съел на всякой механике и археологическом хозяйстве, а еще он с легкостью поднимает груз, от которого разгладятся гусеницы у трактора.
Он будет рыть котлован, в который потом заберется Келли со своей вакуумной лопатой. Вообще, Миррик — мечта любой экспедиции: классный специалист и тяжелая техника в одном лице, вернее… Ну, ты поняла. Копает он преимущественно клыками, помогая себе парой маленьких боковых конечностей. Его ногами копать нельзя — только топтать. Это настоящие колонны.
Мне очень нравится Миррик. Но, увы, с ним нужно держать ухо востро. Большую часть времени он совершенно безобиден, более того, поразительно вежлив, но если наестся цветочков — только держись. Парочка гераней действует на него, как полтора литра рома на человека.
У нас есть гидропонный сад на верхней палубе. Примерно раз в неделю на Миррика находит ностальгия, он забирается туда, объедает все, что может, а потом отправляется на прогулку по кораблю. В прошлый вторник он чуть не превратил в барельеф доктора Хорккка, столкнувшись с ним в коридоре.
Доктор Хорккк — высшее существо, один из трех наших руководителей. Он родом с Тххха, планеты в системе Ригеля, и среди археологов считается лучшим специалистом по языку Высших. Я бы не сказал, что это очень громкий титул, ибо до сих пор никому еще не удавалось перевести ни слова с этого языка, но доктор Хорккк знает о нем больше всех остальных.
Почему-то он напоминает мне немца, того рехнувшегося доктора, что налетал на нас из Дюссельдорфа каждую среду и пытался научить тебя ходить. Доктор Шатц, помнишь? Так вот, доктор Хорккк по-своему на него похож: маленький, удивительно точный, очень чопорный, на редкость скандальный и невероятно самоуверенный. А еще он плюется, когда разговаривает, просто во все стороны брызжет слюной. Наверняка за этой внешностью скрывается доброе сердце, только добраться до него невозможно — доктор слишком тщательно прикрывается злобой и свирепостью.
Ростом он чуть выше меня и становится практически невидимым, когда поворачивается боком, — такой худой. На макушке у него три больших выпуклых глаза, а чуть пониже — два рта: один для еды, а второй — для беседы. Мозг доктора располагается там, где у людей желудок, а где находится его собственный пищеварительный аппарат, я даже думать боюсь. Он четверорукий и четвероногий — все восемь пар конечностей очень тонкие, так что доктор несколько смахивает на паука.
Напоровшись в коридоре на пьяного Миррика, доктор Хорккк буквально полез на стену. Зрелище не для слабонервных! И уже со стены на дюжине языков (может быть, и на трех дюжинах, почем я знаю?) высказал Миррику, что о нем думает, назвал того пьяным быком — это определение мне удалось перевести с шумерского. Но Миррик извинился, и теперь они снова друзья.
Доктор Хорккк попал бы в нашу экспедицию и без расовой квоты — никому в голову бы не пришло копать поселение Высших без него. А вот Стин Стин — другое дело. Тут причина именно в расовой принадлежности. Стин — каламорианин, весьма воинственное существо, впрочем, они все такие, бывают и похуже. Он-она в прошлом окончило Каламорианский университет и, похоже, это заведение еще хуже, чем утверждают слухи, ибо его выпускник совершенно безграмотен. После пятиминутного разговора со Стин (ом?) мне стало ясно, что оно знает о теории археологии столько же, сколько я о нейтрино. А я ничего не знаю о нейтрино и даже не уверен, что смогу правильно написать это слово без посторонней помощи. Но я-то не пытаюсь внушить кому-либо, что я физик, а Стин утверждает, что оно — аспирант-археолог. Думаю, Лори, ты понимаешь, как оно свалилось на наши головы. Каламориане вечно кричат о своем статусе и угрожают войной всем, кто под руку попадется, требуя, чтобы все вокруг уважали их и преклонялись перед их интеллектуальными достижениями. Вот нам и навязали Стина, чтобы хоть как-то охладить пыл его-ее соотечественников.
Но, надо отдать Стину должное, выглядит оно замечательно. Стройное и грациозное, со сверкающей изумрудной кожей и длинными сдвоенными щупальцами, оно движется легко и стремительно, словно танцует. Очень приятно смотреть. Никто не восхищается Стином больше самого Стина, но, по-моему, это простительно: каламориане — гермафродиты, а имея два пола на одно тело, с ума можно сойти, если не любить себя. Но Стин туп как пробка, он для нас только бесполезный груз, и я предпочел бы обойтись без его общества.
Третий наш юный археолог — опять у меня путаница с грамматикой! — не представляет собой ничего особенного. Блондинка, зовут Яна Мортенсен, диплом бакалавра Стокгольмского университета, неплохая фигура и множество больших, молочно-белых, сверкающих зубов. Дружелюбна и не очень умна. Ее папочка — мелкий босс в Галактическом Центре. Видимо, поэтому Яну и включили в экспедицию — эти дипломаты, эти интриги… Я мало с ней общался, ибо девочке сразу же приглянулся Саул Шахмун, наш специалист по хронологии.
А вот Саул не проявляет к ней ни малейшего интереса, впрочем, это ее проблемы. Не думаю, чтобы девушки вообще хоть как-то занимали его. Саулу около сорока, он из Бейрута, последние пять-шесть лет работал на Фентноре-5, на Венере. Маленький, смуглый, энергичный, холостой, судя по слухам, хороший, хотя не очень-то инициативный работник. Главная страсть его жизни — собирание марок. Он вызывал всех нас и показывал коллекцию, которую всегда возит с собой. Его каюта до потолка завалена альбомами, сотнями альбомов. Самый старый изготовлен в девятнадцатом веке.
Помнишь, как мы отклеивали марки с отцовских конвертов? У Саула есть экземпляры, о которых мы могли тогда только мечтать: пятикредитовый «Марсопорт» с ультрафиолетовым штампом, сувенирные листы марок Луна-Сити с зубчиками и без, серия, выпущенная в честь коронации Генриха ХII, — все. Даже завидно. А еще галактические марки или их аналоги с пятидесяти, а то и более, планет.
Яна торчит у него почти безвылазно, слушает лекции о почтовой системе на Бетельгейзе-5 или где-нибудь еще, помогает извлекать денебианские марки из того, что на Денебе называют конвертами, а Саул поет себе о штампованных и нештампованных сокровищах и категорически отказывается понимать намеки. Бедная Яна!