— А шо — потом? — Зина с трудом проталкивала слова сквозь разбитый, заполненный вонючим привкусом рот.
— Чего шепотом? — не понял Олег.
— Потом — шо? Все равно жароете!
— А! — Олег обрадовался. — Зачем? Как до хозяина доберемся, расколем его и сдадим вас всех скопом ментам. У меня есть там знакомые, но они обязательно с главарем требуют. Не хотят с мелочевкой возиться. Тебе, если поможешь, — явка с повинной. Будешь жить. Может, тебя и не посадят даже. Чего ты сделала в общем? Ничего. Подумаешь, ружьем махала да девчонку связывала. Про Глебского мы замнем для ясности. А братику твоему не впервой. Но если будешь молчать — глухо. За всех придется тебе одной отдуваться. Видишь, как мою заело? Она от меня не отвяжется, пока по ее не сделаю. Ну, не доводи до греха!
Олег печально хмыкнул, и Зина увидела, как он потрогал ногтем сверкающий острый край лопаты, которую Вовчик наточил, прежде чем копать могилу для придурочной девчонки.
— Нет, ты все-таки, — заглядывала в люк мерзавка Кузнечиха, — ей что-нибудь, но откромсай!
— Ты отвернись, милая, — ласково предупредил Олег. — Сейчас тут крови-ищи будет…
И Зинаида Рыкалова, в девичестве Некрасова, сдалась:
— Ладно, я скасу, где она. Скасу! Но с кем она дела делала, я не жнаю. Видела нескоко раш, а как жовут, не скажали.
Из-за отсутствия навыка говорить без зубов она сама с трудом понимала, что выговаривает.
Олег с облегчением швырнул лопату под лестницу.
— Так где же наша разлюбезная Нина Семеновна?
— Она в Авштрии.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Панкратова не удивилась навязчивой галантности, в которую окунул ее Гаврилов, едва она переступила порог его роскошного кабинета. Здесь все было таким дорогим, что сразу делалось понятно: тут не работают — тут представительствуют, внушая почтение перед несуразным богатством.
— Здравствуй, радость моя!
— Здравствуй, Олег, здравствуй. Что-то ты такой… Взъерошенный?
Наверное, вчера, после ее отъезда, он еще долго гулял: мешки под глазами отливали синевой, щеки свисали. «Как он выбривает эти складки?» — подумала она, машинально уклоняясь от пахнувших спиртным объятий.
— Заметно? — удивился он, легко примирившись с тем, что она не позволила себя облапить. — Ты не поверишь, но я до последнего переживал: а вдруг не придешь?
— Приятно слышать, — даже не пытаясь скрывать иронии, ответила Панкратова. — Ты боялся, что меня шеф не пустит?
— Шеф? А, этот твой Воротников? Ну нет. Этот ради прибыли пошлет тебя куда угодно! Я боялся, что не показался тебе вчера.
Смутное, но тревожное предчувствие осенило ее в этот миг. Чего-то жутковатого. Но она быстро справилась с собой.
— А не приступить ли нам сразу к делу?
Ей было приятно, что они встретились именно тогда, когда она — такая. Модно, со вкусом и очень дорого одета, после искусного парикмахера, с прекрасным макияжем. Да еще, судя по мужским реакциям, сама по себе тоже еще очень ничего. И сейчас она пришла к нему не с просьбой, а с существенным деловым предложением. И легко переживет, если он от него откажется.
Если кризис, о котором твердил Воротников, действительно неминуем, то «Аметист» нужен Гаврилову даже больше, чем он сам их фирме.
Тамара Владиславовна, как и все нормальные люди, не любила признавать свою неправоту. Однако сейчас она с невольным сожалением вспомнила свои претензии к Воротникову. Ради чего бы он это ни делал, а ведь именно благодаря его настойчивости она смогла встретиться с Гавриловым во всей красе. Чего она возмущалась? Ей еще повезло. Другой бы шеф заставил ее показывать товар лицом за собственный счет. Она хорошо понимала, как бы отнесся Гаврилов к ней недавней — издерганной, не верящей в себя уродке.
— Да какие сейчас дела? Не волнуйся. — Олег Викторович вздохнул и за локоть подвел ее к длинному столу для заседаний. — Садись, кофейку попьем. А дела и без тебя обойдутся. Я еще утром велел: документы мои люди сами подготовят.
Без вызова в кабинет вошла секретарша, вкатившая красивый резной столик. На нем были не только прозрачный кофейник, чашки, но и несколько бутылок, рюмки и тарелки с бутербродами. Похоже, ее охмуряли по первому разряду. Но раньше Олег ни женщин, ни партнеров не подпаивал.
— Оставь, Лидия. Мы сами, — кивнул Гаврилов, и секретарша, так и не сказав ни слова, вышла.
Какая-то часть сознания Тамары наблюдала и оценивала когда-то боготворимого человека, пытаясь понять его теперешние побуждения. Однако больше всего ее занимала цель прихода сюда. Служебная. А Олег говорил, пряча глаза, о давнем: