На выходе из пологого виража, едва они преодолели подъем, бетонная дорога оборвалась. Исчезла, и все тут — без всякого предупреждения. Это чуть не застало Джонни врасплох. Увидев под колесами выбоины и горы, он забыл обо всем и резко затормозил. Жерар взглянул на него. Тот выдержал взгляд, улыбнулся виновато. Хороший признак. Штурмеру стало легче на душе. Человек рядом с ним улыбался. Это его успокоило, Жерар любил тех, кто походил на него самого.
— Останови, старик. Я тебя сменю.
Сидя на обочине бетонки, они перекусили.
— Знаешь, — проговорил Жерар, — если бы все, кто хотел получить эту работу, знали точно, чем она пахнет, они бы сейчас так не горевали.
— Еще бы! Они просто болваны, эти парни. Бернардо, например, собирается повеситься…
— Да что ты!
— Сперва он просил меня одолжить ему кольт. Так я ему и дал! Чтобы потом эти типы из Бюро расследования нашли мою пушку рядом с трупом. На кольт любители всегда найдутся!.
— Ты уверен, что он решится?
— Я ему дал доллар на веревку и объяснил, что висельники умирают так же быстро и надежно.
Впереди их ожидали тяжелые участки. Пятнадцать километров совершенно разбитой дороги с выбоинами, на которых не выдерживали даже рессоры «джипов». Придется идти только на первой скорости, не касаясь акселератора, дожидаясь, пока каждое колесо не минует потихоньку очередную яму.
Автомобиль разрезал ночь на две темные ленты. Жерар держит руль обеими руками. Он тоже вцепился в баранку, но теперь это было оправданно.
Жерар сидит очень прямо, что-то насвистывает, иногда наклоняя голову, чтобы лучше видеть. Время от времени делает глубокий вдох, потом сильно и долго выдыхает воздух, откинувшись на спинку. И снова выпрямляется, насвистывая потихоньку что-то насмешливое, внимательный и сосредоточенный.
— Смени пластинку, прошу тебя, — вздохнул Джонни. — Если я об этом и думаю, то по крайней мере молчу!
— Ты о чем?
— «Если ты умрешь, я посмеюсь над тобой…»
— Я это насвистываю? А я и не знал. Фару, старик! Вправо.
Правое крыло засверкало в ночи. А впереди открывался ровный прямой участок дороги.
— Слушай! Я кажется, начинаю уставать. Мне почудилась яма…
— Остановись и отдохни немного.
— Нет. Дай сигарету.
Кабину наполняет дым, отгораживая напарников друг от друга. Но оба слишком заняты: один ведет машину, другой борется со страхом.
Каждый из них одинок, и надежды на установление связи нет. Джонни уперся носом в ветровое стекло и следит за дорогой. Как за хищником, который вот-вот вцепится ему в горло; он тоже нажимает на воображаемые педали. Это все-таки лучше, чем если бы он сидел без дела. Джонни с трудом сдерживается, чтобы не орать от страха на каждом метре пути. Но он срывается, несмотря на все свои усилия:
— Осторожней! Осторожней, черт возьми!
— Пахнет горелым! Пахнет горелым! Стой!
Джонни так и подпрыгнул на сиденье. Еще немного, и он проломил бы головой крышу кабины. Жерар резким движением оттолкнул его: Джонни пытался перехватить у него руль. Зачем, черт побери? Джонни рухнул в свой угол, издал короткий, странный писк, дернул ручку дверцы и выпрыгнул. Штурмер выключил мотор, и грузовик остановился. Потом тоже вышел из кабины, и тоже довольно поспешно.
Одного взгляда было достаточно, чтобы он успокоился: струйка едкого белого дыма поднималась из-под левого переднего колеса.
— Эй, Джонни! Пустяки! Колесо греется! — и поскольку тот не ответил, Жерар добавил: — Переднее!
Он взял из-под сиденья два гаечных ключа, из перчаточного ящичка достал фонарик. Джонни молча подошел к нему сзади.
— Принеси домкрат. Тут дела на пять минут.
Это и впрямь несложно. Лежа у рессоры, Джонни уже завинчивал клапан домкрата, когда его взгляд привлекла одна деталь, показавшаяся ему подозрительной.
— Жерар, иди-ка сюда!
Штурмер щелчком отбросил сигарету в сторону.
— Что случилось?
— Посмотри-ка с другой стороны… Там в креплении амортизатора есть шплинт?
— Где это?
— Внизу у рессоры.
— Есть, вижу.
— Черт! А с этой стороны он выскочил!
— Подожди-ка…
Джонни двумя руками подтягивается на рессоре, потом отпускает. Слева передний мост заметно подбросило.
— Пожалуй, и в гидравлическом амортизаторе не осталось ни капли!..
Жерар полез под грузовик к Джонни. Луч фонарика направлен на амортизатор, желтое пятно освещает болт наполнительного отверстия. На металле две глубокие царапины — они, несомненно, оставлены каким-то инструментом. Штурмер вытащил свой носовой платок, поплевал на него, вытер болт. Слой грязи сошел, блеснул металл. Напарники переглянулись. Сейчас они уже не просто напарники, на время они друзья.
— Что скажешь?
Полоборота ключом. Жидкость должна брызнуть. Но из-под болта появляется одна жалкая капелька, дрожит и никак не решится упасть.
— А с той стороны? — спрашивает Джонни чересчур ровным голосом.
Подвеска другого колеса в порядке, на боках никаких царапин, шплинт на месте, пробка прочно завинчена. Когда Жерар взялся за ключ и как следует нажал, жидкость так и брызнула.
Это подстроено. Сомнений быть не может. С минуту они молчат, до того это кажется неправдоподобным. Господин Смерлов, в ваших интересах никогда не попадаться этим двоим: беседа была бы не из приятных…
— В ящике есть жидкость?
— Не думаю.
— Как считаешь, много надо?
— Не знаю. Наверное, с бутылку.
— Но у нас есть вода. Она тоже сойдет.
— Да. Через полгода амортизатор выйдет из строя. Но нам-то наплевать! Если их к тому времени не заменят…
Через десять минут они все привели в порядок и отправились дальше, осмотрев и проверив все, что было можно.
— И все-таки, — говорит Джонни, — все-таки надо совсем потерять совесть!
— Послушай, старик, тип, который это сделал, хотел получить работу, согласен? Он хотел денег, нуждался в деньгах, считай как хочешь. А деньги немалые. Он — как мы. Понимаешь? Как ты и как я. Понял, что я хочу сказать?
— Пожалуй…
— Вот именно. Сейчас ты возмущаешься, потому что нашлась сволочь похлестче тебя. Но не думай так, дорогой мой. Тут дело только в степени подлости, не больше…
— Но в конце концов…
— Никаких концов, дружище. Не знаю, кого бы я лично предпочел: типа, который ради денег способен убить двух человек, или тебя, который хочет заработать, но взваливает весь риск на меня и всякий раз смывается.
Джонни, задетый за живое, молча покуривает свою сигарету. Грузовик продолжает ползти через ямы и бугры. Время от времени Жерар пытается перейти на вторую скорость, хотя и это в общем-то не скорость — самое большее 15 километров в час, — чепуха. Но машину начинает заносить. Джонни зеленеет от страха, и Штурмер со вздохом сбрасывает газ.
Ночь тянется бесконечно.
Каждая пройденная выбоина — чудо, тревожное чудо: они боялись поверить, что оно свершилось, и не знали, свершится ли еще раз. Когда переднее колесо приближалось к очередной ямке, она сразу бросалась в глаза при свете луны — черный зловещий круг с четкими очертаниями. Жерар снимал ногу, чуть касавшуюся педали газа, и мягко ставил ее на педаль тормоза. Теперь уже не мотор толкал грузовик вперед, а инерция его массы. Колесо скатывалось в ямку — надо было притормозить, но не заглушить мотор! Копесо скрежетало, проворачивалось, еще немного, еще… Колесо на дне, и теперь нельзя даже перевести дыхание, надо нажать поскорее на правую педаль, выровнять грузовик — ведь рама уже дрожит. Все это время оба они — может быть, Джонни чуть сильнее Жерара — дрожат от страха, оба боятся вздохнуть, пока это не кончится, пока тяжелая машина не выровняется. Но через минуту все начинается сначала…
Лица у обоих мокрые, будто оба только что из-под дождя.
Выбоины попадались все реже. Через четверть часа, если удастся дожить, они выйдут на «гофрированное железо». Так называют в тропических странах волнистые участки. Ливни в сезон дождей намывают на твердых дорогах тысячи желобков, совсем неглубоких — несколько сантиметров, не больше, — и очень узких. По такой дороге нужно ехать с несколько повышенной скоростью, до 80 километров в час; тогда грузовик летит по ребрам желобков, словно по ультрасовременному шоссе. Вся трудность в том, чтобы набрать эту скорость, не подвергаясь риску. Для этого нужно двести метров гладкой дороги… Найдут ли они такой участок?