Пройдя мимо кандидатов на ускоренное путешествие на тот свет, он толкнул дверь. Остальные последовали за ним. У ворот стоял грузовик с обычными бортами, но точно на таких грузовиках предстояло везти взрывчатку.
— Полезайте все в кузов, и едем! — крикнул ирландец.
Он сам сел за руль. Когда они проезжали мимо здания полиции, удивленный солдат-часовой выбежал на дорогу и поднял руки. Сейчас он удивительно походил на стервятника-замуро.
О’Брайен затормозил.
— Куда вы их везете? — спросил часовой, отдавая честь.
— Куда пожелаю, — с улыбкой ответствовал О’Брайен.
Машина тронулась. Часовой хотел было протестовать, но его голос потонул в криках и ругательствах бродяг.
Выехав из города, босс свернул на пустырь и остановился. Достал из кармана список, положил за ухо карандаш, вызвал первого:
— Пилот!
Названный перелез через борт.
— Это я.
— Садись за руль, старина. Поезжай до того вон крольчатника, у шлагбаума развернешься и подъедешь сюда.
Пилот сел за руль, устроился поудобнее, покачал ручку скоростей, чтобы убедиться, что она стоит в нейтральном положении, потом на всякий случай выжал сцепление и нажал на стартер. О’Брайен вытащил изо рта сигару и бросил:
— Представь, что ты прогуливаешься с какой-то штукой на горбу, которая может взорваться от первого же толчка. Поехали!
Нога отпускает левую педаль. Шофер прибавляет обороты постепенно, чтобы только-только не заглох мотор. Грузовик скользит по земле, словно по маслу. Люди в кузове ждут неверного движения, ошибки, которая устранит конкурента. Вдруг Джонни осеняет мысль, и он хлопает ладонью по крыше кабины. Этот сигнал известен во всей Латинской Америке: так шофера просят остановиться. Хитрость удалась. Пилот нажимает на тормоз, двухтонный грузовик резко останавливается, и пассажиры валятся на кабину. Слышится голос ирландца:
— Отлично, Пилот. Если бы ты вез настоящий груз, ты был бы уже на том свете. Можешь выходить.
Пилот хлопает дверцей и быстрым шагом возвращается в город. Вот гады, вот сволочи! Он оборачивается и кричит:
— Все вы сволочи!
— А пошел ты! — отвечают ему с грузовика.
На то, чтобы проверить всех, уходит больше двух часов. Те, кто провалился, уходят один за другим. Некоторые, правда, остаются подождать приятеля: никому не хочется возвращаться в одиночку пешком. Но никто не остается до конца, лишь те, кто как будто выдержал, сбились в тесную кучку и с тревогой ждут. Хуже всего, что О’Брайен не говорит ни слова. Надежду на успех сохраняют семеро: Жерар, Луиджи, Льюис, Джонни, Хуан Бимба, Ганс и — по причинам, одному ему известным, — Бернардо. Хуже всего — это каверзы своих же приятелей. Выходка Джонни имела успех. Земляной Орех тоже затормозил — и очень резко, — когда прямо перед его глазами на капот упала белая куртка. Он этого не ожидал. А О’Брайен не вмешивался: все эти гнусные проделки облегчали его задачу, помогали определить, кто подходит, а кто нет.
Джонни и Жерар договорились помогать друг другу. Когда за рулем был один, другой не позволял остальным выкинуть какой-нибудь трюк. Один только Ганс не принимал участия в подлостях конкурентов. Как, впрочем, и Жерар, предоставивший Джонни право действовать за двоих, хотя в глубине души считал это низостью. А может быть, он был просто уверен в себе.
О’Брайен был не дурак. Он прекрасно понимал, что самое трудное начнется, когда он объявит результаты, и решил это сделать по возвращении в лагерь. На обратном пути все помрачнели. Нервы были натянуты до предела. И если бы часовому снова пришло в голову остановить их, это могло бы для него плохо кончиться.
В глубине лагеря, рядом с ремонтными мастерскими, рабочие возились у двух грузовиков, отобранных утром О’Брайеном.
В кузовах укрепили носилки длиной в полтора и шириной в полметра. В носилках имелись гнезда для бочонков. Жесткое крепление должно было обеспечить их неподвижность, а кучи тряпья — амортизировать. Кроме того, в кузова плотным слоем набили массу хлопка-сырца. В каждый грузовик решили поместить по два бочонка для первой ездки и приготовили еще по одному для второй — если к тому времени еще останется две машины. Бочонки должны были заполнить на складе перед самой погрузкой.
Сейчас слесари регулировали давление жидкости в гидравлических амортизаторах, только что установленных в дополнение к рессорам. Это было сложной задачей: только швейцарские манжеты могли обеспечить полную изоляцию кузова от мостов, но где их взять?
Прежде чем объявить список отобранных кандидатов, О’Брайен еще раз обошел лагерь.
«Виски на столе, пять минут они могут подождать», — подумал он.
— Как там с грузом? — спросил он старшего механика.
Тот копался под грузовиком, но, услышав вопрос, выполз из-под машины.
— Это-то меня и беспокоит, босс. Идеальная нагрузка для машины две тонны. Больше — мотор не потянет, меньше — будет трясти на каждой выбоине.
— Погрузите балласт.
— Долго. Да и кузов уже загружен.
— Не страшно. Возьмите побольше людей. Когда отправите грузовики, вам за все заплатят. Но погрузку закончить к семи тридцати. Эти ребята вправе требовать от нас всего, что мы можем дать.
В директорском домике время тянулось медленно. Ганс, Жерар и Луиджи сидели, остальные расхаживали по комнате. Бутылки виски хватило ненадолго. А О’Брайен, эта старая лиса, велел, кроме фруктового сока, ничего больше не давать. Сейчас ему придется жестоко разочаровать двоих или троих, и будет лучше, если они услышат это в трезвом виде…
Наконец О’Брайен вернулся в свой кабинет: его встретили семь пар глаз. Он вдруг вспомнил свою молодость. Быстро сел за стол, достал из кармана пачку листков и зашелестел ими, выбирая нужный.
— Тебе это ничего не напоминает, Джонни? — не выдержал Жерар.
— А что именно?
— Например, твой первый смертный приговор… Джонни пожал плечами. О’Брайен откашлялся.
— Кто из вас Хуан Бимба?
Испанец вздрогнул: с полминуты он смотрел на стол из светлого дерева, бормоча что-то невразумительное. Потом, наконец, почти закричал:
— Это я… А что?!
Он кричал, словно от злости. Или от страха. Как знать, кого эта лиса вызывает сначала — принятых или нет?
— Вы приняты. Луиджи Сторнатори?
Луиджи спокойно поднялся. Он-то уже знал, что вызывают принятых.
— Джонни Михалеску!
Еще один узнал свою судьбу. Оставалось четверо: Жерар, Ганс, Льюис и Бернардо. Из них трое получат отказ. Они переглянулись. Ненависть, звериная ненависть отразилась на их бандитских рожах.
— Жерар Штурмер! — провозгласил О’Брайен.
Так. Все кончено. Лицо Ганса осталось бесстрастным, как железная маска. Льюис выругался на своем невообразимом оксфордском жаргоне.
— А я? — закричал Бернардо, всхлипывая. — Вы забыли меня, мсье? Я принят, скажите? Принят? Я ведь хорошо вожу, вы знаете. Вы просто не успели разобраться как следует… У меня виза в Штаты, мсье…
— Заткнись! — проворчал О’Брайен. — Есть еще место запасного, на случай… на случай… возможной катастрофы. Ганс Смерлов. Это вы… Если понадобится, вы сядете за руль без повторного экзамена. Вот так. Остальные свободны. Кого я назвал, останьтесь. Мы пойдем к грузовикам. Отправитесь сегодня ночью. Пойдемте с нами, Смерлов.
У мастерских они осмотрели грузовики, и О’Брайен сопровождал их, словно своих родных сыновей, которые только что получили в школе высшие награды.
— Кто с кем поедет? — спросил он.
Джонни и Жерар понимающе переглянулись.
— Мы поедем вместе, — сказал Штурмер, указывая на приятеля.
— О’кэй.
Луиджи поморщился. Он предпочел бы иметь своим сменщиком Джонни, а не Хуана Бимбу. Ну, что же…
Грузовики скоро будут готовы. Свежая красная краска уже подсыхала и начинала сверкать. По верху бортов протянулись ряды габаритных лампочек. Рабочие погрузили балласт, две тонны, как велел О’Брайен. Сейчас грузовики выглядели вполне надежно на своих могучих шести колесах. Они внушали доверие. Жерар, Джонни, Хуан и Луиджи один за другим осмотрели их снизу. Больше всего их интересовала, конечно, подвеска. Но и остальные узлы тоже.