Со многими последствиями этого чувства ко мне Юлии Махаловой я впоследствии столкнулась. К примеру, она не позволила с высоты своего положения сшить мне костюм для «Лебединого озера» в театральных мастерских. Да и еще многие попытки помешать моему восхождению на театральный Олимп просто стерлись из моей памяти. Но как ни странно — я на нее не в обиде. Сейчас, спустя много лет, я понимаю, как все это пошло мне на пользу, еще более закалив мой характер и укрепив мою веру в будущий успех. Тот же случай с платьем стал для меня своеобразным знаком, что мне не следует стремиться к чему-либо «как у всех». А нужно развивать именно свою индивидуальность. Стремиться к тому, чтобы у меня все было свое, личное, независимое. Платье, манера, мнение…
А с костюмом помог все тот же Олег Виноградов. Он дал нам ткань и тюль, из которого шьют балетные пачки, а потом мы частным образом договорились о пошиве с портнихой. Она шила костюмы той самой Юлии Махаловой, которая так противилась тому, чтобы у меня появился хоть какой-то костюм. Папа съездил на птицефабрику, добыл куриные и петушиные перья, чтобы украсить балетную пачку, а мой педагог, Наталья Спицына, принесла свои бусы, которые можно было разобрать и украсить ими костюм, и свои туфли в стразах. Вот так с «миру по нитке», усилиями моих дорогих друзей и родных, родился костюм для моей первой главной роли. Так начинался мой путь в Мариинском театре.
И государственный экзамен, которым как раз явился для меня спектакль «Лебединое озеро», я сдала на «отлично»! В царской ложе сидела комиссия — мэтры балетного искусства, и все оценили меня на высший балл! Это уже была не маленькая, а самая настоящая победа. Да что там — это был ТРИУМФ! Этот спектакль стал настоящим театральным событием. Театральный мир дал ему исключительно высокую оценку, приравняв его к явлению в театральном мире! Его даже снимали для японского телевидения, страны, где также с огромным уважением относятся к балету в целом, и к русскому балету в частности. В то время я поняла, что никакие интриги, никакие преграды не страшны, если человек вооружен талантом, трудолюбием, и ему на помощь всегда готовы прийти настоящие друзья!
Но как сказал мудрец другой восточной страны: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен». Я в полной мере на себе ощутила всю мудрость этого высказывания. В Мариинском театре перемены начались еще тогда, когда я только готовилась к премьере «Лебединого озера». В театре начался передел власти. Руководство театром хотел захватить Махар Вазиев, поэтому Виноградова «подставили», якобы поймав на взятке. И тогда, и сейчас я отказываюсь верить в подобное. Причем сделано это было варварским, ужасающим, немыслимым способом, и я прошу прощения, что мне приходится упоминать эти события в моей книге. Его мучали, пытали в той самой квартире, в которой он так бескорыстно приютил нас в свое время. Как же больно обо всем этом вспоминать и писать. И как ужасно осознавать, что его под пыткой вынудили подписать заявление, что на время своего отсутствия он назначает исполняющим обязанности художественного руководителя Махара Вазиева. Воистину страшные были времена.
К слову сказать, время все расставило по своим местам. И этого Махара самого потом неоднократно будут ловить на границе с десятками тысяч долларов, которые он будет пытаться вывезти из страны. Бог шельму метит. Но до этих событий было еще очень далеко. А пока…
А пока он позаботился о том, чтобы Виноградов отсутствовал в театре подольше, а лучше пропал совсем. Виноградову пришлось уехать в Корею, где он, как настоящий творческий человек, не мыслящий существования без своего призвания, не опустил руки, а создал новую балетную труппу и процветающий театр. Людей, которые по-настоящему талантливы и которые обладают недюжей волей, не так просто «утопить».
Последствия смены власти в Мариинском стали для меня роковыми. И не потому, что ушел Виноградов — я благодарна ему за хорошее отношение и то доверие, которым он меня облек. Но я достигла своего положения в театре не благодаря его покровительству. Зато пришедший ему на смену Вазиев сразу показал всему театру свое истинное лицо тирана, и во всеуслышание в присущей ему вульгарной форме, указывая на меня, заявил: «А вот эта будет моей».
Для меня и сейчас такая постановка вопроса звучит дико и неприемлемо. А уж в девятнадцать лет… Тем более что в то время у меня уже был роман с Фарухом Рузиматовым, он был солистом Мариинского театра и моей первой серьезной любовью. Но даже если бы мое сердце в тот момент было свободно, я бы никогда даже не смогла помыслить о том, что свою карьеру можно построить на каких-то интимных отношениях с мужчиной. Как теперь выражаются — «через постель».