В течение ста лет после его открытия в 1787 году сбившейся с пути командой охотников на бобров он был тюремной колонией. Доказав, что послеобеденное социальное решение мировых проблем — размещение всех людей, которые вам не нравятся, на острове и игнорирование их — никогда не работает, и принесет либо процветающую демократию, либо заброшенный кусок камня, на береговой линии. Брунико был примером последнего до тех пор, пока в 1880 году его не приобрела семья Форси в качестве инвестиции в будущее за счет главного актива острова: торфяной мох.
Херге Форсей, наследник семьи и следующий в очереди, унаследовавший право собственности, заметил, что близость острова к Аргентине и криминальная диаспора, которая назвала это место домом, сделали его идеальным местом для незаконной деятельности. Проведя четыре года в университете, где английские кальвинисты промывали ему мозги, он решил, что богатство — это прекрасно, если только хочешь влиять на поступки людей, но праведность будет править и рукой, и душой. Смерть отца должна была передать не только право собственности на остров, но и власть.
Все было достигнуто у смертного ложа Форсея — старшего, когда тот последней волей назначил себя верховным принцем, закрыл валюту для внешней торговли, сделал Христа вечным королем и объявил неразрушимую монархию без парламента. Любой, кому это не понравилось, мог уйти. Никто не ушел. Скалистый остров был как источником торфяного мха, так и слепой преданности в, казалось бы, неограниченных количествах.
В течении тридцати последующих лет все на острове носили коричневое, пасли овец, собирали мох с русла реки, ели суп из репы и вели себя хорошо. Затем торфяной рынок обвалился. Жители могли стереть руки в кровь. Могли отправлять торф три раза в неделю, вместо двух. Могли молиться. Но ничего не поменялось бы. Деньги, которые Центральный банк перевел на бруникскую валюту, тонк, всегда были одними и теми же.
Херга Форсея, нельзя было назвать бессердечным. Он не хотел смотреть, как голодает его народ, поэтому он начал есть суп из торфяного мха в знак солидарности, но даже любой дурак на острове сказал бы ему, что это очень плохая идея. Съев суп, он заразился через споры и умер через три месяца после сильного приступа дизентерии и открывшихся язв на ладонях, оставив жену, трех взрослых дочерей и восьмилетнего сына.
Трон унаследовал сын, потому что Херг был не только кальвинистом, который считал удовольствие греховным, но и женоненавистником. Восхождение Александра Форсея на престол стало концом кальвинизма, ведь его мать хотела заниматься сексом, а сестрам нужны были деньги. А верховный принц Александр хотел играть в пятнашки, и, пока у него были товарищи по играм, он соглашался на все, кроме отречения от престола. Ведь он был маленьким, но не идиотом.
Видимо, Херг был прав. Женщины являются источником мировых беззаконий. Через год Брунико стал Содомом Южной Атлантики.
Библейские заветы были переписаны по всему Брунико в течение следующих нескольких десятилетий, и Теодор Форсей построил больше дорог, телефонных линий и второй отель, обещая безопасность и конфиденциальность всем своим многочисленным голливудским друзьям. Роналдо Форсей пообещал своим бизнес — партнерам надежное налоговое убежище в Центральном банке Брунико, расположенное в каменном здании прямо в центре острова. Три месяца в году остров двигался в непрекращающемся темпе ночного клуба. Алкоголь и нелегальные наркотики доставлялись на лодках и исчезали в венах. Пляжи были вытоптаны, а отели заполнены.
Но реальные события на Брунико происходила в течение остальных девяти месяцев. Под ветром и дождем, укрытая февральским снегом, в старинных зданиях, согреваемых каминами высотой в два с половиной метра, гавань становилась настоящим раем. Сделки заключались в ночи, игроки прибывали на бесшумных маленьких лодках. Цены на отели зимой были астрономическими, но вовсе не из — за удобств, а из — за гарантированной безопасности.
Так было скоплено немалое состояние и определенная репутация. Однако традиции Брунико остались прежними. Граждане оставались честными и консервативными. Ни один верховный принц не оставался без сыновей, занимавших его место. Монархия контролировала печать и распределение всех денег, которые можно было свободно и легко поменять в Центральном банке и больше нигде в мире.