— Можете ли вы встать так, чтобы вас видела камера? — Он указал на шар на потолке. Руби и Лора стояли перед ним, а швейцар тихо разговаривал по телефону. Он повесил трубку и указал на Лору.
— Пройти можете только вы.
— Нет, — сказала Лора. — Она тоже должна пройти. Это важно.
— Почему?
Она перевела взгляд от Руби к швейцару. Это было важно, Руби будет с ней в целях безопасности. А плевать на свою безопасность она не собиралась.
— Мы сестры, — сказала Лора. — В чем проблема?
— Я, то могу пропустить вас обоих, но вас так же вместе и отправят назад, потому что один лишний. Лично мне все равно, но всякий раз, когда у нас здесь политики или королевские особы, то все на ушах стоят. Поверьте мне. Вы будете в безопасности.
Руби положила руку Лоре на предплечье.
— Все хорошо. В любом случае. С тобой все будет хорошо.
Швейцар указал на холл.
— Лифт там.
Лора молча смотрела в камеру в лифте. В лифте она была одна, нарушив обещание. Она отправила больного Джереми домой, хотя он пытался делать то, что должен делать ее парень. Им нужны были правила, обоим. Границы. Но время между первым поцелуем и обменом ключами от дома прошло, а они их так и не обсудили.
Возле квартиры ждал мужчина в синей форме. Он проверил ее сумку и открыл дверь в 7Da.
Внутри стоял густой запах ладана — не столько сандалового дерева или саше, но и того едкого вещества, которое используют в церквях. Окна были занавешены задернутыми шторами, через которые пробивался свет уличных фонарей, оставляя блики на полиуретановом деревянном полу, пустого, от угла до угла, без какой либо мебели. В темноте это было похоже на шаг в пустоту.
— Привет? — позвала Лора.
Было слишком темно. Слишком тихо. Пахло церковью. Она почувствовала нарастающее чувство надвигающейся гибели. Из холла она увидела мерцающий синий свет. Понадобилась секунда, чтобы понять, что это флуоресцентная подсветка в туалете.
— Боюсь, здесь негде сесть. А другая часть квартиры закрыта. — Князь остановился на пороге. Его черный костюм сидел идеально, но Лора с уверенностью определила, что он был изготовлен с использованием пяти ниточного оверлока и с каким — то традиционным рисунком. Снова бруниканские мастера. Кончики его блестящих туфель находились на самой границе комнаты и холла.
— Ничего страшного, — сказала Лора.
— Ты его дочь?
— Его? Да. Джозеф Карнеги — мой отец. Я… гм. Правда, я его не помню.
— Ты младшая?
— Не намного. — Разговору шел в никуда. Она с таким же успехом могла простоять здесь все время. — Могу я спросить, зачем я здесь? Имею в виду, что у меня есть дела, которые мне нужно сделать, и, знаете ли, это Америка, так что на самом деле нам не нужно бежать рысью через весь город только потому, что принц оставил у двери затейливый конверт.
Он слегка повернулся влево, и Лора впервые увидела обе стороны его лица. Ему было около шестидесяти, красивый и ухоженный, с лишь одним недостатком, который объяснял, почему на телевидении он всегда был в профиль. С левой стороны лица длинной линией тянулся глубокий шрам от полузакрытого глаза до угла рта, словно от ножевого пореза.
— Тогда почему вы пришли? — спросил он.
— Я любопытная дурочка.
— Это верно. Что вы хотите узнать? — Он улыбнулся, но полностью только одной стороной лица.
Она откашлялась. Неужели он заставил ее тащиться в самый центр города, чтобы просто помучить?
— Почему вы оставили конверт под моей дверью и делали ли вы так раньше? Допустим, в прошлый понедельник? Заставляли ли моего отца писать какие — то дурацкие письма и подкидывать их мне?
— Нет. Но однажды мы проследили за ним до вашего дома и записали ваш адрес. — Он отвернулся, словно о чем — то задумавшись. — Вам здесь нравится? В Нью — Йорке?
— Мне нравится.
— Здесь очень сложно кого — то найти. Очень людно. Не могу дышать, думать. Вам так не кажется?
— Мне все ясно, спасибо. — Она направилась к двери. Этот мужчина просто играл с ней, а у Лоры это вызывало беспокойство.
— На тебе ее туфли, — окликнул ее Сальвадор.
Остановившись, Лора покачнулась на каблуках. Надеть туфли Филомены было плохой идеей? Неужели она только что оскорбила его?
— Не думаю, что Филомена надевала их больше одного раза. Они совсем новые. — Ее зрение, наконец привыкло к свету, и в полутьме стало ясно видно как сузились его глаза.
— Для вас она — принцесса Филомена.
— Она была красивой.
— У меня есть ее платье, — сказал он. — Так понимаю, ты его ищешь.