— Только вот, что я вам скажу, милочка, — длинный тонкий палец мадам Зиберт взмывает вверх, — я знаю причину, по которой они от него отказались. Поговаривают, что мадемуазель Натали находится в интересном положении.
Произнося эту пикантную сплетню, она чуть понижает голос, и всё-таки мы слышим каждое слово. Я чувствую, как румянец разливается по щекам.
— Дорогая! — впервые подает голос барон. — Стоит ли говорить об этом? Здесь дети!
Но дамам нет до нас никакого дела. Не удивлюсь, если они не заметили нас вовсе. И потому на замечание Германа Францевича они не обращают никакого внимания.
— Что вы, как такое возможно? — ахает Нина Александровна. — Она же не замужем.
Баронесса хмыкает:
— В том-то и дело! Потому они и пытаются это скрыть. Но это было бы невозможно, появись они у нас на второй примерке. Корсет пришлось бы расшивать дюймов на пять, не меньше. Но, право же, мне нет дела до чужих секретов. И если бы они не поступили со мной столь бесчестно, то я и словом бы об этом не обмолвилась. Но они посмели обвинить меня в дурном вкусе в присутствии других своих гостей. И десяток дам из высшего общества теперь будут уверены, что наряды, которые шьют в нашем ателье, никуда не годятся.
— Это ужасно! — всплескивает руками директриса.
Но Анастасия Евгеньевна не из тех, кто так просто сдается.
— Они еще не знают, с кем связались! Я докажу, что это платье — лучшее из того, в чем могла появиться эта девица на новогоднем балу. Поверьте, милочка, все будут спрашивать, кем оно пошито.
Барон снова не выдерживает:
— Дорогая, стоит ли опускаться до уровня этих людей? Уверен, после новогодних праздников это платье охотно купят, и вы покроете все расходы.
Но баронесса непреклонна:
— Нет, голубчик, мне было нанесено публичное оскорбление. И месть тоже должна быть публичной. А самая многочисленная и уважаемая публика соберется у княгини Ковалевской на новогоднем балу. А значит, именно там мы и нанесем ответный удар. Мы покажем там наше платье!
Герман Францевич — милейший и добрейший человек — неодобрительно качает головой, но спорить с супругой не решается.
2. План баронессы
— Но что же мы можем сделать, ваше благородие? — не понимает директриса. — До бала осталось всего несколько дней. У всех дам и девиц, которые будут на празднике, уже приготовлены свои наряды. Не думаете же вы, что кто-то из них захочет сейчас купить новое платье.
Барон бросает на жену насмешливый взгляд:
— Надеюсь, ты не собираешься, дорогая, сама появиться в нём на балу? Не сомневаюсь, ты будешь выглядеть великолепно, но согласись, что оно пошито на совсем молодую и худенькую девушку.
Я впервые слышу, как баронесса смеется.
— Ну, что ты, голубчик! Я еще не сошла с ума. В нём на балу появится одна из наших воспитанниц.
Мне кажется, я ослышалась. И судя по вытянувшимся от изумления лицам барона и мадам Павленко, так кажется не только мне.
— Вы шутите, Анастасия Евгеньевна? — предполагает директриса. — Не можете же вы предлагать такое всерьез.
Она обводит комнату взглядом, поочередно останавливая его на каждой из нас. Не знаю, как у других, но мои плечи опускаются еще ниже.
Я тоже думаю, что это шутка. И что сейчас баронесса снова рассмеется и назовет нас замарашками и неумехами.
— Нет, я вовсе не шучу, — возражает мадам Зиберт. — Это платье должно произвести фурор на балу. И если я не могу надеть его ни на одну из своих покупательниц, то я надену его на одну из своих подопечных. Надеюсь, в нашем пансионе есть хотя бы одна прилично танцующая девица?
Стоявшая на подоконнике ваза падает на пол от неловкого движения Хитрук, и внимание всех присутствующих переключается на заалевшую Дашу.
— Нельзя же быть такой неловкой, мадемуазель! — взвизгивает директриса и оборачивается к баронессе. — Вот, полюбуйтесь, Анастасия Евгеньевна, каковы они у нас. Разве такую можно вывести в приличное общество?
По Дашиному лицу текут слёзы. В другое время мадам Зиберт сурово отчитала бы и примерно наказала ее, но сейчас она задумчива и спокойна.
— Да и как может воспитанница приюта появиться на княжеском балу? — продолжает Павленко. — Тем более, на балу у Ковалевских. Это будет оскорбительно для других гостей.
— Что же в этом оскорбительного, милочка? — качает головой баронесса. — Разве наши девочки не благородного происхождения? Да, их родители не блистали в высшем обществе, но всё-таки были дворянами, разве не так? А приглашение на бал я раздобуду, не сомневайтесь. И не волнуйтесь — наша воспитанница поедет на бал инкогнито. Разве вы забыли? Это будет бал-маскарад. Нужно только будет уехать оттуда до полуночи — маски снимаются ровно в двенадцать часов.