Катрин вернулась, ведя под руку высокого мужчину, не узнать которого было невозможно.
– Месье Диор, – выдохнула Мириам, вскакивая на ноги.
Он пожал ей руку, как будто считал Мириам равной себе, и смущенная улыбка озарила его серьезное лицо.
– Мадемуазель Дассен, знакомство с вами для меня большая честь. Моя дорогая сестра рассказывала о вашей доброте к ней и другим узникам. Я рад, что представилась возможность выразить вам свою благодарность.
– Она тоже… была добра ко мне, – запинаясь, проговорила Мириам. – Мы помогали друг другу, чтобы выжить.
Мириам действительно помогала Катрин – тем немногим, чем могли поддерживать друг друга заключенные концлагеря. Она подобрала несколько кусочков драгоценного хлеба, который кто-то выбросил вместе с прогорклым супом, выданным в качестве пайка. Она вымолила у другой заключенной лоскуты ткани, чтобы перевязывать ноги Катрин, когда у той началась инфекция. По ночам, когда подруга впадала в отчаяние, Мириам напоминала ей о прекрасном мире, ждавшем их по ту сторону решеток. Напоминала о шелковых платьях, о цветущих садах, о дружбе и любви.
Когда они вернулись во Францию на поезде для беженцев, Катрин оплатила лечение Мириам, чтобы та восстановила пошатнувшееся здоровье. Катрин знала, что семьи у Мириам не осталось.
– Катрин вчера сообщила мне, что вы эмигрируете в Англию, и попросила составить для вас рекомендательное письмо. Разумеется, я с удовольствием исполнил просьбу, поскольку многие из моих последних творений украшены вашими руками. По крайней мере, так говорил мне месье Ребе.
– Это верно, месье Диор, но я не хотела бы вас затруднять, и…
– Также я написал, куда вы можете попробовать устроиться в Лондоне. Там немного вышивальных мастерских, поэтому я предлагаю вам обратиться к самим модельерам. Среди них особенно рекомендую месье Нормана Хартнелла. На мой взгляд, его вышивальщицы делают исключительно изысканные работы. Прошу, примите это вместе с моими искренними пожеланиями удачи. – С этими словами Диор протянул Мириам конверт, еще раз пожал ей руку и удалился.
Как только он ушел, Мириам повернулась к подруге.
– Зачем? Я бы тебя никогда не попросила…
– Я знаю, поверь. И все же хочу помочь. Мы обе понимаем, что имя Тиана откроет для тебя много дверей. Обещай, что, если у тебя возникнут трудности, ты дашь мне знать.
– Обещаю.
Тогда Мириам не заметила, что содержимое конверта тяжелее двух листов бумаги. Они с Катрин обнялись и попрощались, Мириам вернулась домой, чтобы упаковать еще некоторые вещи, и лишь тогда обнаружила в конверте деньги от месье Диора – пять двадцатифунтовых английских банкнот. Теперь они зашиты в подкладку ее пальто – страховка на черный день.
Мириам открыла глаза и постояла на месте, осматривая гостиничный номер. Здесь было чище, чем она ожидала. Впрочем, в тусклом свете единственной лампочки, свисающей с потолка, многого не разглядишь. Одно окно, довольно маленькое, выходящее на пожарную лестницу. Справа у стены узкая кровать: покрывало в нескольких местах заштопано, подушка явно истончилась. Рядом с кроватью – шкаф с зеркалом на дверце. В дальнем углу – умывальник, на краю которого свернутое полотенце. Слева небольшой стол и стул.
Мириам шагнула вперед и включила лампу, стоявшую на столе. Ничего не произошло. Лампочка перегорела.
За спиной раздался стук.
– Мисс Дассен, вы там?
– Да, входите, пожалуйста.
Поставив утюг на стол, портье попытался установить гладильную доску, но ее устройство, очевидно, было для него загадкой.
– Не беспокойтесь, я справлюсь сама, – сказала Мириам.
– Извините. В комнате только одна розетка, вот здесь, у стола. Сначала придется отключить лампу.
Она кивнула. О перегоревшей лампочке, пожалуй, лучше спросить завтра. Сегодня портье и так сделал немало.
– Большое спасибо. Вернуть вам доску и утюг, когда я закончу?
– Не стоит. Горничная заберет их у вас через пару дней. Если понадобится, то придет кто-нибудь из прачечной.
– Вы очень добры, – произнесла Мириам, надеясь, что портье не будет настаивать на чаевых. Она пожала ему руку и улыбнулась, глядя в глаза.
– Ничего страшного, – добродушно сказал он, поняв намек. (Возможно, в Англии и вовсе не принято давать на чай? Нужно справиться об этом в путеводителе.) – Спокойной ночи.
Портье вышел из комнаты. Мириам заперла дверь, затем дождалась, пока стихнут его шаги, и впервые за день вздохнула с облегчением. Наконец одна. Наконец ее не окружают незнакомцы, не нужно с натугой вспоминать слова, которые рыболовными крючками цеплялись за самое дно памяти. Наконец можно отдохнуть от привычки сглаживать каждую фразу и делать голос мягче, чтобы не навлечь беду.