Булычев Кир
Платье рэкетира (Новое платье рэкетира)
Кир Булычев
Платье рэкетира
Др. назв.: Новое платье рэкетира
Цикл - "Гусляр"
Все началось с того, что Колю Гаврилова бросила Тамарка по прозвищу Томи-Томи, финалистка городского конкурса "Лучший бюст", и ушла к лавочнику Ахмету. Любопытно, что Ахмет раньше был Василием, жил на Пролетарской, но не мог пробиться в люди, так как не имел связей и друзей. Объявив себя Ахметом, он хотя и вызвал к себе настороженное отношение соседей, но зато нашел друзей в области. Видя, как гибнет ее сын, мать Гаврилова пришла к профессору Минцу, который все еще обитал в доме № 16 по Пушкинской улице. Профессор, к сожалению, состарился, что не повлияло на его научный гений, но резко ослабило тормоза и ограничители. Раньше, прежде чем изобрести что-нибудь, профессор трижды отмерял, а потом, может, даже и не резал (хотя, если вспомнить, и тогда случались накладки). Теперь же профессор потерял способность предвидеть, чем закончится очередное его вторжение в цивилизацию. - Лев Христофорович, - взмолилась госпожа Гаврилова, что она в последние годы проделывала не раз. - Помогите! Профессор повернул к Гавриловой крутолобую лысую голову и спросил: - Опять Николай? - Нет ему дороги в новой жизни! - возопила Гаврилова. - Погибнет, как есть погибнет! Гаврилов, как и все жильцы дома, для Льва Христофоровича не чужой. Сколько лет вместе прожито, сколько бед пережито! - Ничего не понимаю, - удивился профессор. - Ведь паренек, кажется, вполне приличный. - Да вот как раз такой никому не нужен, - всхлипнула Гаврилова. - Попрошу конкретнее, - помрачнел Минц. - Вы тут сидите в своей изоляции, - сказала Гаврилова, - а не видите, кто у нас правит миром. Негодяи у нас правят миром! Бандиты и капиталисты. - А раньше? - спросил профессор. - А раньше правили душевные люди, - ответила Гаврилова. - Если что - в райком! А теперь только вы и остались. - Чего же вы хотите? - спросил Минц, задумываясь над тем, зачем же раньше, чуть что, Гаврилова бегала в райком? - Дайте Коле шанс! Сделайте так, чтобы перестал он дорогу уступать, извиняться, милость к падшим проявлять. - А как же я узнаю, какие качества ему мешают, а какие помогают? - А мы пойдем вместе гулять, - предложила Гаврилова, - и как только я увижу лишнее качество, вы его тут же уберете. - То есть блокирую? - идея показалась профессору интересной. К сожалению, если профессору идея покажется интересной, он забывает о ее моральном аспекте. И, как назло, он недавно смастерил биоблокатор, правда, с целью лечения шизофрении. В политике. - Вот именно! - согласилась Гаврилова и побежала одеваться. Коля собрался послушно, благо все равно делать было нечего - он лежал на диване и предавался тоске и унынию. Он думал о том, что жизнь прошла зря, что он не сделал в ней ничего красивого, а наступающая смерть закономерный итог. Профессор Минц представляет в науке искреннюю школу. Эта школа говорит больному или подопытному всю правду. Так что Лев Христофорович уже у подъезда сообщил Гаврилову: - Сейчас мы с тобой будем избавляться от лишних качеств и чувств, потому что твоя мать считает их вредными. - А как избавимся, - сказала Гаврилова, - сходим в кафе, угостим Льва Христофоровича мороженым и начнем новую жизнь. В этот момент мимо пробегал котенок. Имени у него не было, но Колю он знал и выделял. Коля, увидев представителя бродячей природы, полез в карман за припасенной котлетой. - Лев Христофорович, видите! - закричала Гаврилова. - Немедленно уберите! Гаврилов отыскал кусок котлеты, завернутый в бумажку, котенок кинулся к нему и встал на задние лапки, опершись передними о колины ноги. В этот момент Минц вытащил свой блокатор и нажал кнопку. Эффект был мгновенным. Гаврилов больше не видел котенка. Глаза его потухли, и он сделал шаг к воротам, стряхнув по пути зверька. Но, к счастью, котенок этого не заметил, потому что пытался развернуть бумажку с котлетой. Минц остановился, нагнулся, несмотря на свой тугой живот, и помог котенку. А с улицы уже несся призыв госпожи Гавриловой: - Лев Христофорович, скорее! Выйдя за ворота, Лев Христофорович увидел, как Коля бережно перевязывает галстуком надломленную ветку липы. - Идиот! - кричала ему любящая мать. - Ну кто тебя после этого уважать будет! Профессор Минц был иного мнения, но в нем зрело желание показать этой наивной женщине, что человека любят именно за слабости, поэтому он не стал возражать и отключил в Коле чувство жалости. Подопытный рванул за конец галстука, ветвь окончательно обломилась, а Коля на ходу принялся прилаживать деталь туалета на свойственное ей место. И тут они встретили Тамарку по прозвищу Томи-Томи, которая шла по улице вся в слезах, потому что потерпела жизненное крушение. Несколько минут назад Ахмет поменял ее на Риммку, которая была старше Ахмета лет на десять и бюстом уступала Томи-Томи, зато была умела в любви и соблазнении мужчин. - Оу, Николя! - кинулась она к бывшему возлюбленному. Коля замер. Его любовь к этой женщине еще не миновала, и лицо озарилось робкой улыбкой. - Лев Христофорович, отключайте! - зашипела Гаврилова. Минц послушался. И тут же, вместо того чтобы раскрыть свои объятия грешной, но раскаявшейся подруге, Коля прорычал что-то грозное и поднял кулак, чтобы взамен вектора любви ввести в дело вектор мести. Но Гаврилова и тут решительно вмешалась. - Лев Христофорович, ненависть слишком близко расположена от любви, сообщила она профессору. - Ненависть нам не нужна. И вот щелкнул блокатор, опустилась рука Николая, и он прошел мимо рыдающей девушки, словно не было между ними ничего, и не соблазняли его знаменитый на весь город бюст и эти прекрасные телячьи глаза. На следующей улице чуть не произошла трагедия. Навстречу им бежал взбешенный Ахмет-Василий, который при виде Коли истошно заорал: - Где Риммка? Куда дел? Убью! Николай побледнел. Ахмета и его дружков боялись. Он стал отступать, и Минц тихо спросил Гаврилову: - Блокировать или как? - Блокируй! - воскликнула мать древнегреческим голосом. В тот же момент Коля остановился, подобрался, сжал пальцы в кулаки, и все увидели, что он на полголовы выше Ахмета, а уж о кулаках и говорить не приходится. И Коля спокойно пошел к Ахмету, а Ахмет с той же скоростью пошел задом наперед - что-то испугало его в глазах Коли Гаврилова. Это "что-то" уже на пути домой увидел и профессор Минц: глаза Коли были спокойными, равнодушными и чуть сонными. Во дворе, у подъезда, он оттолкнул профессора, который мешал ему открыть дверь, а когда увидел, что мама задержалась возле Льва Христофоровича, выражая ему благодарность, позвал ее: - Обедать пора, - чувство стыда он тоже потерял за эту прогулку. И Гавриловы скрылись в своей квартире.
* * * Черная звезда Коли Гаврилова взошла над Великим Гусляром быстро, грозно, но уже в отсутствие Льва Христофоровича, который отбыл на конгресс биофизиков в Утрехте, а оттуда в гости к Жаку-Иву Кусто с которым решил побывать на острове Пасхи. - Удалов, - сказал он перед отъездом, - я никогда в жизни не был на острове Пасхи. Я боюсь, что там случится землетрясение, и удивительные скульптуры меня не дождутся, и тогда никто не догадается, кто и зачем их изваял. Так что ради человечества я обязан там побывать. В тот момент они стояли на автобусной остановке. Профессор прошептал Удалову на прощание: - И кто его знает - чилийцы могут закрыть остров Пасхи, особенно для евреев. А я всю жизнь мечтал. - Я думаю, - ответил Удалов, - что специально евреями теперь заниматься не станут. Слишком мало их осталось. Вот для лиц кавказской национальности остров Пасхи закрыть могут. Постояли. Помолчали. Больше Минца никто не пришел провожать, потому что все были заняты своими делами. Раньше бы весь дом сбежался... - Как у тебя в мастерской? - спросил Минц. - Спрос есть, но больше среди приезжих, - ответил Удалов. - У нас народ консервативный. Мастерская также была изобретением профессора Минца. Он как-то натолкнулся на любопытную идею: а что если сконструировать одежду, которая сама бы подгоняла себя по фигуре. Это же такой прогресс для легкой промышленности! Изобретя одежду, Минц сразу пошел на швейную фабрику имени Клары Цеткин. Профессора там знали, а некоторые женщины любили - многим успел помочь Лев Христофорович за годы жизни в Великом Гусляре. Поэтому, когда профессор предложил руководству фабрики свое новое изобретение, в кабинет к Варваре Ипполитовне набились все свободные работницы. - Дайте мне образец вашей продукции, - попросил профессор. - Стандартный или выставочный вариант? - спросила Варвара Ипполитовна. - Самый обычный. - Размер какой? - Да как на вас! Наступила неловкая пауза, потому что Варвара Ипполитовна была женщиной внушительной. И не было на фабрике платья, способного удовлетворить ее телесные потребности. - Как на меня, нельзя, - сказала директорша. Никто не рассмеялся. Все знали, что директорша уже истратила триста долларов на иностранное средство гербалайф, но в результате поправилась килограммов на пятьдесят. - А мы попробуем! - радостно сказал Минц, потирая крепкие короткие руки. Несите средний размер. Раздался визг и женская суета. С хихиканьем швеи притащили сразу три платья. Модели "Красная шапочка", "Просто Мария" и "Орлица". Минц выбрал серую обвислую "орлицу" и предложил ее надеть Кларе Анапко, стройной, как ивушка, робкой, как тушканчик, швее-мотористке второго разряда. Анапко стала отнекиваться, сопротивляться, потому что сама мысль о том, что она окажется женщиной-"орлицей" была столь ужасна, что девушка была готова на самоубийство. Но тогда вперед выступила Дарья Шейлоковна, художник-модельер фабрики, и сказала, что готова пожертвовать собой и примерить любую модель бесплатно. Но суровые работницы иглы и ниток все же настояли на том, чтобы платье надела Клара. Обливаясь слезами, та подчинилась, и платье повисло на ней, как дряхлая гигантская медуза, оседлавшая плавающую в море соломинку для коктейля. - А теперь смотрите, - заявил Минц. Он провел рукой над плечом Кларочки, нечто маленькое и плоское прикрепилось к платью - и, повинуясь невероятному закону совершенства, платье резко уменьшилось в размерах, силуэт его точно улегся на тонкую фигурку швеи-мотористки, вытачки и пуговички также кинулись куда надо, и через минутку директриса фабрики Варвара Ипполитовна погрозила кулаком Шейлоковне, а та рухнула в обморок, так как контраст был непереносим. Профессор Минц не стал делать секрета из своего нового изобретения. Он вообще не любил тайн, Оказывается, ему удалось изготовить микрокомпьютер-закройщик, который работает только тогда, когда уже готовое изделие соприкасается с человеческим телом. И тогда этот микрокомпьютер превращает изделие или материю в оптимальную одежду, которую хотел бы носить объект эксперимента, в соответствии, конечно, с современной парижской модой, но без ее закидонов. Тогда же профессор Минц предложил свое изобретение фабрике № 1 имени Клары Цеткин, полагая, что в расчеты ее коллектива и руководства входит превращение фабрики в центр мировой моды. Но на деле получилось иначе. Сначала все согласились. И даже выпустили пробную партию и передали ее на реализацию в универмаг Ванде Савич. Женщины примеряли, удивлялись и возвращали платья и пальто. А когда Ванда Казимировна спрашивала их, что же не понравилось в изделии, клиентки отвечали: - Если такое, то уж лучше от Кардена, чем свое. И переубедить жительниц Великого Гусляра не удалось. Словом, коллектив фабрики отказался от изобретения Минца: предприятие катастрофически теряло лицо, мощный отдел конструирования во главе с Дарьей Шейлоковной терял работу, особенно когда обнаружилось, что достаточно задрапировать себя отрезом ткани нужной длины - и он превращается в элегантное платье без помощи тени Клары Цеткин. Не сказав даже спасибо, Минцу возвратили аппаратик для изготовления микрокомпьютеров. Махнув рукой, Лев Христофорович отдал его Ксении Удаловой и старухе Ложкиной, которые на двоих открыли в подвале, выходившем на улицу, "Ателье-молнию". Без всяких объяснений они обещали изготавливать платья в течение десяти минут на теле заказчика. И клиентура нашлась. Немного, но нашлась. Одна девушка спешила в загс и прожгла свое платье утюгом, а жених упал за день до свадьбы в лужу. У Барыкиных сгорел шкаф, а Барыкину надо было на следующий день в командировку. Риммка шила себе платья у Удаловой, а наклейки привозила из Вологды - многие думали, что платья импортные. Вот об этой мастерской и спросил Минц, когда прощался с Удаловым перед отъездом на остров Пасхи. - Нормально, - сказал Удалов. - Завтра приезжает делегация из Южной Кореи. - Вы с ними осторожнее, - предупредил Минц. - Очень хитрые господа. - Знаем, - согласился Удалов. - Да и моя баба не лыком шита. Сказала, что без предоплаты пускай не появляется. Пускай открывают счет в нашем городском "Гуснепорочбанке". Нужны деньги на строительство нового роддома и машины времени. - Ты прав, - согласился Лев Христофорович и нежно обнял Корнелия на прощание. А Корнелий смотрел вслед автобусу, махал рукой и при этом представлял, как готовятся женщины к встрече иностранных гостей и испытывают новую модель работы Минца.