Сука. Я убью его. Просто ко всем чертям.
Малфой фыркнул. Её задело — она поморщилась.
Интересно, а зачем они это делают?
Зачем усложняют? Почему они не могут поговорить, как сегодня утром в классе. Без лишних рывков и злости, которая, блин, просто кипела, когда он думал о сраном когтевранце.
Да потому что это вы, Малфой. Ты и она. И иначе разговаривать у вас не получится. Даже имея общее дело.
Поэтому, ради Мерлина, оставь эту хренову тему и просто…
— Мне мать ответила, — он бросил дневник на журнальный столик. Пронаблюдал заинтересованный взгляд Грейнджер. Она даже сделала торопливый шаг к нему, на секунду теряя эту-свою-маску.
— Да? И что там?
— По счастливому совпадению к ней заявился Логан сегодня. Она кое-что узнала. Твой Курт, судя по всему, открывает счёт в их игре. Папаша дрессирует его, позволяя выбирать цели, — Драко говорил не спеша, наблюдая, как девушка откладывает сумку и протягивает руку к тетрадке, осторожно пролистывая. — Ждёт, пока он наиграется. Так что ты уж постарайся, Грейнджер. Этот шанс может стать последним. И за дело возьмутся приспешники, а не сыночек их главаря.
Тёмный взгляд впился ему в лицо.
— Ты говоришь слишком пренебрежительно о том, кто доставляет такую массу проблем.
— А ты его защищаешь?
— Будут ещё идиотские предположения? — она закатила глаза и фыркнула, складывая руки на груди.
— Значит прекрати подмечать подобную херню.
— Что?
— Я о том, что ты сказала о пренебрежении. Он не заслужил уважения. Чертова пешка.
— А ты не был "сыночком главаря", Малфой?
Слизеринец почувствовал, как дрогнула его верхняя губа.
А действительно, Малфой. Не на своё ли протеже ты раскрываешь рот?
Он ощутил злость. Скрипнул стиснутыми зубами.
— Я никогда. Не имел отношения. К этому.
Но это ничего не меняет.
Не так давно от Драко шарахались. Его боялись. И всё смешалось в такой тугой коктейль, в котором уж и не различить ингредиентов. И не отделить страх от уважения. Обвинителей от защитников.
Это факт. А причина ясна, как божий день.
— Твой отец посчитал, что ты не достоин? Убивать грязнокровок. Или, может быть, ты бы побрезговал? А, Малфой? Хотя это не мешает тебе спать с одной из них.
— Закрой рот!
Этот рёв заставил её заткнуться. Вздрогнуть. А впившиеся в спинку дивана пальцы побелели. Медленный дрожащий выдох — и зажмуренные глаза стали откровением, повисшим в зазвеневшей тишине комнаты. Он опустил голову, тяжело дыша.
Что ты делаешь, блять. Чтоты делаешь? Не касайся моего отца в разговорах. Никогда. Никогда не касайся, гриффиндорская… гриффиндорская…
Господи, да он даже не мог назвать её. Сукой, шлюхой, дурой. Как раньше.
Почему?
ПОЧЕМУ?
Словно какая-то его часть неотвратимо менялась. И так было нельзя. Это плохо.
— Просто закрой рот, Грейнджер, ладно? Просто заткнись, хорошо?
Господи, как это жалко. Мог бы хотя бы не срываться на херов шёпот.
Держись. Возьми себя в руки. Давай.
Но отец уже смотрел на него из-под закрытых век. И почти слышен был его смех. Гнилой, загробный.
Я ненавижу этот смех. Я ненавижу тебя.
Но ты и так слишком долго молчал, верно?
Слабак. Ты слабак. Ты и твоя невозможность взглянуть правде в глаза.
Малфой почувствовал движение, а в следующий миг Грейнджер уже стояла перед ним. Стояла молча, впившись ногтями в ладони. И он ощущал её желание прикоснуться. Если не путал с собственным желанием прикосновения.
Но не сейчас.
Сейчас она поняла. И тихий голос подтвердил это, мгновенно впитавшись в виски. Ложась прохладной плёнкой на воспалённый мозг.
— Прости.
Драко чуть не вздрогнул, как от удара. Сдержался, на мгновение крепче зажмурив глаза, а затем встретился с Гермионой взглядом, поднимая голову.
Неважно, Грейнджер. Забей.
— Через двадцать минут патрулирование, — он оттолкнулся ладонями от дивана, делая шаг назад.
Девушка не двигалась. Просто смотрела. И если бы не диван между ними… У нее взгляд был слишком проникающий. Это нервировало и напрягало. Малфой морщился.
— Иди собирайся. Я не буду ждать тебя.
Она смотрела.
Да что такое? Прекрати это. Мне на хер не нужна твоя гребаная жалость.
— Слышишь меня? Иди собирайся.
Она выдохнула. Медленно отворачиваясь. Откладывая дневник на стол. И Малфой видел, что она хочет извиниться. Снова.
Нахер. Подавись этим.
И. Наконец-то. Разворачивается и идет в сторону лестницы.
А Малфой ждет, пока дверь в ее спальню с тихим хлопком закроется. Он позволяет себе зарыться лицом в ладони.
Твою мать.
Пусть это либо закончится, либо сорвет крышу побыстрее. Потому что. Он уже не понимал, где нормальность. Не понимал, в чем она проявляется.
То ли этот шепот в мозгах.
То ли огромные, распахнутые глаза. Карие и горячие. Несущие в себе ту тишину, в которую так сложно поверить. К которой так легко привыкнуть.
Возможно, именно это с ними и произошло.
Они оба привыкли к тому, чего нельзя было допускать к себе на расстояние пушечного выстрела. Чего нельзя было даже предположить. К тому, что вызвало бы только недоуменный смех еще полгода назад.
И, Мерлин. Он не знал, было ли это спасением.
И с каких чертовых пор он начал называть привычку необходимостью?
Плохо, Малфой. Очень плохо, Малфой.
Кажется, ты в полной заднице.
Глава 20
Малфой не понимал, устраивало ли его молчание, которое возникало между ними в такие моменты, как сейчас. Когда она просто шла рядом, и до слуха доносилась приглушённая музыка из её наушников.
Долбаная магловская музыка, которую он постепенно начинал ненавидеть всё больше.
Потому что происходила какая-то хренотень, связанная с этой бездарной пульсацией ритмов и какофонией звуков.
После разговора в гостиной Драко поднялся к себе и принял быстрый душ. Это всегда помогало ему собраться с мыслями и сосредоточиться.
После чего отправился в комнату и заметил, что бормочет себе под нос слова этой-грёбаной-песни, которую ненавидел всеми фибрами.
Без шуток.
Пока Малфой искал брюки, он напевал себе под нос “Лондонский мост”.
И осознанием был шок, вынудивший остановиться посреди комнаты. Мокрым, с полотенцем на бёдрах. А потом подлететь к зеркалу и убедиться в том, что он это он. Что он по-прежнему в своём теле.
Так же хотелось верить в то, что в своём уме. Хотя всё указывало на обратное.
И теперь эта мелодия долбилась в висках надоедливой пластинкой, грозящей вот-вот снова сорваться с губ.
И не дай Мерлин, Грейнджер услышала бы это.
Она брала с собой на патрулирование плеер, когда либо не хотела говорить, либо понимала, что не заговорит он. Что поспособствовало на этот раз, Драко не знал. Ему это даже почти не было интересно. Он обратил внимание только на то, что после того случаяв её спальне она перестала носить наушники с твёрдой полоской, соединяющей их. Теперь это были обычные проводки с пластмассовыми капельками на концах.
И иногда у неё было такое спокойное выражение лица, что хотелось взять их и выдернуть из её ушей, чтобы туда попало немного прохлады коридоров и той путаницы, что медленно поедала Малфоя изнутри. Банальное, трусливое желание под названием: “Пусть кто-то разделит со мной дискомфорт”.
А её спокойствие…
Невероятно бесило.
Благо, патрулирование подходило к концу. Осталось пережить разговор с Блейзом, который — Драко взглянул на наручные часы, — пожалуй, уже был на месте. Там, где они договорились встретиться. Оставалось всего несколько поворотов.
А взгляд тем временем снова упал на Грейнджер.
Иногда такая пустота — а иногда такая заполненность. От чего зависит?
Кажется, он начинал ненавидеть ещё и это слово.
“Зависимость”. Слишком крепко к нему привязывался.
Дурной знак.
Забини стоял почти сразу за углом, сложив руки на груди. При виде Малфоя он коротко махнул рукой и слегка сжал губы, заметив гриффиндорку. Грейнджер, идущая по правую руку, лишь на секунду притормозила так, что въедливый марш плоских каблуков сбился с привычного ритма. Драко ощутил на своей скуле острый взгляд, который, впрочем, тут же исчез, стоило Гермионе убедиться в том, что присутствие Блейза было чем-то вполне ожидаемым. Медленно достала наушники из ушей и спрятала в карман толстовки.