— Ты топаешь как грёбаный слон. Я услышал тебя еще на ступеньках, грязнокровка, — приглушённый голос проколол её будто воздушный шарик, который с хлопком выпустил весь свой воздух.
Стало даже немного легче.
— Всё нормально? — спросила как ни в чём не бывало. И сжала в кармане палочку.
Он повернул голову. На его профиле запрыгал свет, отбрасываемый камином, отчего показалось, что кожа стала на момент не такой холодной. Каменное лицо не выражало никаких эмоций.
— Ты что, поиздеваться решила?
Действительно. С какого чуда ты вдруг решила поинтересоваться у Малфоя, всё ли у него нормально?
Гермиона отвесила себе мысленную оплеуху. Если она и старалась вести себя «как обычно», то у неё это выходило из рук вон плохо.
— Совсем нет. Показалось, что ты... взволнован.
Пожалуйста, заткнись, Гермиона. Делать всё ещё хуже совершенно не обязательно.
Затаив дыхание, она наблюдала, как он поворачивается к ней. Чувствовала его взгляд на своей старой рубашке, слегка потертых джинсах и кроссовках. Захотелось прикрыться. Но что-то заставило с вызовом приподнять подбородок.
Он покривил губами.
— Что, Малфой, не твой уровень? — произнесла, и от секундной заботы, которая обычно просыпалась, когда она обращалась к своим мальчишкам, в голосе не осталось и следа.
— Заткнись, Грейнджер. Предлагаю побыстрее закончить это. Я не в настроении терпеть тебя слишком долго.
— О, поверь мне, это взаимно.
Он фыркнул и молча вышел из гостиной.
Она несколько секунд смотрела ему в затылок. Ну, конечно, лишь Малфой может, не сказав ни слова, послать тебя куда подальше. Просто развернувшись и подставив яростно-бессильному взгляду свою спину.
Гермиона зашагала за ним, сжимая зубы и заставляя себя не смотреть на него.
Минута, ещё минута.
Десять. Пятнадцать. Они молчали. Он шел немного впереди. Она — за ним.
Патрулировать оказалось не так уж и плохо. Когда они закончили с первым этажом, Гермиона совсем расслабилась, посвятив себя осмотру любимых стен и портретов, поглядывая время от времени на фигуру слизеринца, почти сливающуюся с мраком.
Лишь волосы выделялись ярким пятном.
Когда ей надоедало всматриваться в темноту, она снова переводила взгляд на Драко, замечая, что плечи его хоть и были прямыми, но с каждым разом сутулились всё больше.
Он засунул руки в карманы, уставившись прямо перед собой, весь в собственных мыслях. Желваки вновь ожили на его челюсти.
О чем он думал?
Конечно, её это не интересовало. Просто было странно видеть Малфоя подавленным. Настолько, что даже такая возможность как общее патрулирование наедине не была использована, чтобы морально задавить её своими подколами и идиотскими шуточками.
Как было бы в прошлом году.
Сейчас же он просто... шёл.
Молча.
Она отвела глаза и заставила себя не смотреть на него вовсе. Разве не радоваться она должна? Ему не до неё. О его отце трубит «Пророк». Возможно, кто-то начал дело, продолжающее дело Люциуса. А возможно, надеется, что это так. Или думает, как то, что о Малфое-старшем вспомнили газеты, отразится на нём самом.
Такой самодур, как Драко, всегда будет заботиться лишь о собственной шкуре. Пусть даже дело будет касаться родной крови.
Кровь Малфоев. Кристально чиста.
Гермиона скривилась. Ей стало противно и оттого — спокойнее. Вот. Вот то, что она ощущала к нему всегда. И будет ощущать.
Отвращение.
Ненависть.
Она так обрадовалась, что даже почти улыбнулась своим мыслям.
— Ты, блять, можешь так не топать? — вдруг прорычал он, резко оборачиваясь.
Приглушённый сжатыми челюстями и низкой яростью голос заставил её подпрыгнуть на месте.
— Да я иду тихо как мышь, — Гермиона упрямо уперлась в его глаза взглядом.
Темнота и воскрешённое чувство гадливости, обращённое целиком на него, давали поддержку и силы игнорировать ледяные иглы холодных серых радужек. Он сощурился. Развернулся и зашагал дальше, кривя губы.
Да что с ним такое?
Второй раз за вечер он не ответил ей. Второй раз позволил себе смолчать.
Почему?
Ощущение того, что всё идет не так, взвинтило раздражение Гермионы на тот уровень, где обычно тоненькая ниточка рвётся. И человек теряет терпение.
Видимо, поэтому её ноги резко топнули по каменному полу. Намеренно. Она услышала его сдавленный выдох. Он остановился.
— Что не так? — выпалила Гермиона прежде, чем он успел обернуться.
— Грейнджер. Не выводи меня.
— Ответь мне! — она обошла его и остановилась. — Я знаю тебя, Малфой. Знаю почти всю жизнь. Чтопроисходит?
Он смотрел на Гермиону, сжимая губы.
— Отвали, ясно?
Да нет же, чёрт возьми! Это не ответ! Возможно, что вся проблема заключалась в том, что Малфой вёл себя странно. Чем и привлёк к себе её внимание. И если есть шанс это прекратить, то упускать его глупо.
— Ты не такой, как обычно, и если это одна из твоих дурацких попыток вывести меня или Гарри с Роном, то...
— Тупая идиотка.
Обогнув Гермиону, он возобновил шаг, однако прежде чем она успела остановить себя — схватила его за локоть.
— Малфой!
Он замер. И она тоже.
Повернул голову так резко, что платиновые волосы упали на лоб и глаза.
— Убери. Нахер. Руки, — прошипел, вырываясь из её пальцев.
Сердце на секунду остановилось. Мягкая ткань свитера словно продолжала касаться кожи Гермионы, пока та смотрела на ладонь так, будто прикоснулась к раскаленной головешке и не обожглась. Подняла на него глаза.
— Отец, да?
Что-то очень недоброе вспыхнуло в лице Малфоя на секунду раньше, чем этот рёв:
— Не лезь в мою жизнь, чёртова сука!
Эхо понеслось по каменному коридору.
Она отшатнулась, как если бы её наотмашь ударили по лицу. Но он не ударил.
Он брезговал.
Злость вперемешку с раздражением, сочувствием, этим чёртовым сочувствием, заставили её глаза загореться. Сочувствие — это не то, что она должна испытывать к нему. Никогда она не будет сочувствовать Драко Малфою. Он никогда не будет этого достоин.
— Да ты посмотри на себя! Ты жалок! — выпалила она, делая непроизвольный шаг вперёд. — Что ты есть? Что? Кроме твоих вечных подколов, этих... идиотских шуточек. Раздутого самомнения. Мнимой власти, которую купил твой отец. Что. Ты. Есть?!
Он зарычал, обнажая зубы.
— Ты нихера не знаешь, Грейнджер. Не смей открывать свой поганый рот. Мы с ним совершенно разные. Совершенно. Ты не знаешь меня, не знала моего отца! Не смей даже в мыслях произносить что-то в его адрес. Я не позволю тебе.
— Что ты сделаешь? Ты не прикоснёшься ко мне больше. После того, как схватил за шею. Но у тебя даже пальцы не сжимались, Мерлин, Малфой! Это так нелепо!
Драко выдохнул, одёргивая свитер.
— Я до сих пор хочу, чтобы ты сдохла. Каждую секунду хочу, — прошипел он, уничтожая её взглядом, — чтобы ты и тебе подобные не загрязняли этот сраный мир. Чтобы грязнокровок не было в чёртовом Министерстве и в этой школе. Вы повсюду. Развелись как тараканы. Разбежались по свету. Но на каждого таракана... на каждого, Грейнджер,есть подошва, которая раздавит его.
— Но эта подошва — не ты, не так ли? — она вздёрнула подбородок, ощущая, как трясутся собственные поджилки. — Ты ничего не можешь сделать своими руками. Даже этих идиотов, Крэбба и Гойла, ты используешь как пешек. Почему так? Ты подражаешь отцу, который ничего и никогда не делал сам?
— Я сказал...— он вновь чуть не сорвался на ор, однако сцепил зубы, проглотив рычание. Коридоры слишком далеко разносили голоса. — Я сказал тебе. Чтобы ты не смела. Говорить о нём.
Какое право этот ублюдок имеет затыкать ей рот?
Она уже хотела выразить всё своё возмущение вслух, однако...