Отчего снова она.
Долгожданная в течение всех этих месяцев. Боль. И такая мучительная сейчас.
Хотел — получи. Жри. Подавись.
Но палочка снова смотрит в грудь Драко. Это уже кажется не таким важным, потому что сознание рисует картинки, от которых тошнота поднимается в желудке. Сильнее и сильнее, борясь со стискивающей болью за право владеть его телом.
Какое-то заклинание срывается с грязных губ, и из Малфоя наконец-то вырывается вопль, от которого закладывает уши.
И звенит. Звенит в голове, нарастая, разбухая, двигая по сосудам эту боль, и ощущение такое, что тело сейчас просто распадётся на молекулы, исчезнет из подземелий.
И даже образ этого старика теряется в красном тумане, пока глаза не начинают закатываться. Драко ломается. Он чувствует, как что-то внутри, поддерживающее в нём жизнь, начинает медленно, с хрустом, сдвигаться со своего места.
Тёплая струйка стекает по мочке уха, теряясь в волосах, и от этого ощущения сводит дыхание. Леденеет сердце, которое сокращается так быстро и сильно, что ему хватило бы одного прикосновения к груди, чтобы разорваться на части.
Вспышка, лопнувшая перед глазами, показалась Малфою смертью.
Настоящей смертью, имеющей изумрудный цвет. Он почти ни черта не соображал, но лишь зажмурился сильнее, ожидая, когда же его душа провалится и рухнет в преисподнюю прямо сквозь этот каменный пол. Потому что после такого просто невозможно остаться в живых. Но.
Вместо этого.
Вдох.
Судорожно, сокращающимся горлом. Открывая воспалённые глаза, поедая непослушными лёгкими кислород. Вслушиваясь в собственное натужное мычание на выдохах.
Что?
Ускользающее сознание ухватилось за это. Боли нет. Прошла, оставив за собой трясущуюся оболочку. Он едва заставил себя повернуть голову. Моргнул несколько раз, пытаясь избавиться от красноватого напыления на обратной стороне сетчатки.
Тело приспешника вытянулось рядом, изогнувшись в неестественной позе. Глаза широко раскрыты и так же пусты, как были при жизни. Сломанная палочка лежит у стены.
Несколько секунд Драко неверяще смотрит на это, после чего отворачивается. На секунду закрывает глаза, пытаясь вернуться в реальность.
Поделом ушлёпку.
Затем приподнимается на локтях. Слегка встряхивает головой, чувствуя тупую боль во всём теле. А ещё через несколько секунд звуки обрушиваются на голову с такой ясностью, будто кто-то выкрутил в голове регулятор громкости на самый максимум. Только в правом ухе звон и жар, будто нож засадили. Острый и длинный.
Чтобы прямо насквозь.
Но это не мешает Драко слышать голос, произносящий эти слова. От которых вдруг появляются силы на то, чтобы снова оказаться на ногах.
… с ней сынишка Логана… развлекается…
В десятке метров от Малфоя, где уже начинает сгущаться неисчезающий туман, стена снова ловит шар заклятия и разбрызгивает по воздуху осколки камня.
Нужно уходить.
Подняться на ноги реально трудно. От каждого движения болит что-то глубоко внутри, и привкус, гадкий, гнилой, металлический, и никогда ещё не… так близко к краю. Буквально шагать по нему.
Шагать, потому что она там.
Драко уже даже не нагибался. Он шёл, прижимая руку к плечу, чувствуя, как что-то поднимается в нём. Растёт, разрастается пустотой и холодом в животе. Он чувствовал, что что-то выключено, не работает так, как нужно.
И всё, что надо — убедиться. Просто в том, что с ней всё в порядке. Убрать от Грейнджер Миллера, прикоснуться к ней и позволить себе… отпустить. Не её. Себя.
Её он не отпустит. Теперь — нет.
И снова грохот исчезает из ушей. Потому что на смену приходит её голос. Её смех. Стучит набатом в голове и будто толкает в спину. Убирает жалящую пульсацию в мозгу и в груди, где что-то уверенно сбавляет обороты.
А ноги идут быстрее.
И голос.
— Что-то случилось?
— Нет.
— Пароль забыл?
— Очень смешно.
— В таком случае, почему ты здесь?
Почему ты здесь, Малфой?
Потому что оназдесь.
И Драко стискивает зубы, заставляя себя делать ещё-и-ещё-шаги.
Приваливаясь на секунду к каменному углу боком. Поворачивая в следующий коридор. Почти вваливаясь в него, цепляясь раненым плечом за стену, наверняка оставляя кровавый след за собой. Но тут же ещё сильнее сжимая зубы, заставляя себя выровнять шаг.
— Я не хочу… приобщаться к вашему клубу любителей этих… штук.
— Нет такого клуба, Малфой.
— Да мне…
— Просто возьми и надень.
— Я не умею пользоваться этой хреновиной.
— Ничего сложного нет.
— Твои идеи сведут меня в могилу...
Он останавливается и кашляет, прижимая руку ко рту. Покачиваясь из стороны в сторону. Да что же это. Что с ним, к чёртовой матери, такое? Не смей кони двинуть, щенок. Трус. Иди, давай. Ты уже почти там, почти пришёл. Вот смеху будет, если ты сдохнешь, так и не дойдя до двери какой-то десяток метров.
Хриплый смешок срывается с губ. Снова внутри прошивает болью от этого. Может, хоть что-то отучит его от знаменитой гадской ухмылочки.
Или нет, не нужно.
Потому что она — единственное, пожалуй, что осталось от него прежнего. Пусть остаётся и дальше. Хотя бы просто на память.
Взгляд поднимается и приковывается к приоткрытой двери. Она. Она там.
И снова шаги — быстрее, немного шаркающие, но шаги.
…верю в истории, которые не заканчиваются.
Ты ожил.
Глаза не отрываются от двери, а это слово, это слово, в которое хочется верить, подгоняет его. Подпитывает. Ожил. Не для того ведь, чтобы сдохнуть. Или..?
Но мысль оборвалась. Потому что вдруг.
— Заткнись, Грейнджер!
Прошивает.
Раз — и насквозь.
Что там отключалось внутри? Неважно. Он забыл, моментально. Потому что кровь закипела в сосудах в тот же момент, а лёгкие снова начали тяжёло перекачивать воздух. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Шаг за шагом, осатаневший в момент, готовый убить. Его. Грёбаного Миллера, голос которого, произносящий её имя, заставил Драко совершить грёбаный внутренний кульбит.
Он там. Она там. И, кажется, в кровь пустили дозу чистой ярости. Необходимой. До такой степени, что Малфой готов бы был сказать Курту “спасибо”, если бы не желание вырвать к чертям его глотку.
А в следующую секунду он толкнул тяжёлую дверь. И тут же. Крошечная комната, освещённая факелом. Холодный воздух. Два лица, обращённых к нему. Одно ненавистное, до кипящего масла под кожей. Бледное, осунувшееся, полудохлое, как сам Драко.
А второе — родное до боли в груди. С наливающимся на нежной скуле кровоподтёком. И эти глаза, в которые он бросился, тут же.
Слава Мерлину. Господи. Слава Мерлину, с ней всё в порядке.
Дрожит, напугана, боится. Знаю, малышка. Знаю. Заберу тебя отсюда, сейчас. Немножко ещё потерпи.
Почему в твоих глазах такой страх? Почему ты смотришь на меня так?
— Драко! — вскрик отдалённый, и это имя, чёрт возьми, не сравнится ни с одним из имён, которые когда-либо произносили её красивые губы.
И единственное, что заставляет оторваться от созерцания её, это резкое движение со стороны Миллера.
Собраться, перевести взгляд. И понять: теперь на Малфоя смотрит кончик его палочки. Курт настроен серьёзно. Нельзя показать ему своей слабины. Поэтому Драко, несмотря на разъедающую боль, выпрямляет плечи и отрывает руку от плеча, опираясь о стену.
Медленно поворачивая голову и глядя на руки Грейнджер, скованные кандалами у неё над макушкой. А этот урод стоит слишком близко, касается краем мантии коленки Гермионы, которая теперь смотрит не просто со страхом — с ужасом.
— Отойди от неё, — рычание вырывается из горла, перекрывая желание закашляться. Воздуха не хватает даже для этого. Просто говорить.
— Не лезь в это, Малфой. Ты не в том состоянии.
Таким тоном, будто всё здесь зависит от этого ущерба. Патлатого, взъерошенного, перепуганного так же, как и каждый в этом помещении. Будто не его отец сейчас жопу рвёт ради его же жалкой жизни.