Деймон поцеловал ее в губы и задвигался сильнее.
— Люблю тебя, — простонал он.
— Я тоже тебя люблю. — Она обхватила его голову для еще одного поцелуя. — Боже, с тобой так невероятно.
— Я хочу, чтобы ты отпустила. Кончай со мной, любимая.
Она откинула голову назад и отпустила, как он и просил.
— Бл*ть, бл*ть, бл*ть. Да. О, мой бог, — воскликнула она.
Ее тело охватила доржь, и по приказу Деймона она распалась на миллион маленьких кусочков. Он последовал сразу же за ней, согнувшись над ней, когда достиг собственного освобождения.
Трин вздохнула, наконец, придя в себя.
— О, боже, ты прав, — прошептала она.
— О чем?
— Это было порочно и абсолютно неправильно почти во всех отношениях.
Он поднял брови.
— Не понимаю, о чем ты.
— Думаю, понимаешь, учитывая, что мы вели себя достаточно громко, чтобы нас услышал весь дом, — сказала она.
— Но все же это было приятно, скажи?
Она улыбнулась и кивнула. Это было приятно — оргазмы и небольшая доза расплаты.
Глава 39
ТРИН УСТРЕМИЛА ВЗГЛЯД НА ОКЕАН, виднеющийся вдалеке с того места, где она стояла на краю бассейна на задней террасе. Сегодня они с Деймоном должны были вернуться в город вместе с Йеном и Рене. Йен посещал летние занятия, поэтому, неудивительно, что Рене не собиралась оставаться одна с его родителями, как бы сильно она им ни нравилась. Родители Трин собирались последовать за ними позже на этой неделе, чтобы вернуться вовремя к показу мод.
Деймон заканчивал собирать вещи наверху и пообещал отнести все в машину, чтобы дать Трин последнюю возможность насладиться пляжем и океаном. Когда она выходила из комнаты, ему позвонил его агент, и он решил ненадолго задержаться.
Тишина и покой — как раз то, что ей нужно перед возвращением к безумию высокой моды. Она потратила бесчисленное количество часов, чтобы сделать свою одежду достойной подиума. Ей очень хотелось доказать, что мама ошибалась и ее одежда может быть дизайнерской, а не массовой. Итак, она добавила немного блеска к выступлению. Все модели должны прилететь завтра утром, и Трин была почти готова снова вернуться к работе.
— Какой здесь отдых, да? — произнес Престон у нее за спиной.
Трин резко обернулась. Вокруг больше никого не было. Они с Престоном снова оказались наедине.
— Чего тебе надо? — огрызнулась она.
— Какая ты резкая. Разве я не могу просто поболтать со своей будущей невесткой?
Трин чуть не подавилась этим словом.
— Я бы предпочла уехать отсюда с хорошими воспоминаниями, так что, думаю, отказаться от этого разговора.
Она попыталась пройти мимо него, но он схватил ее за руку.
— Не так быстро.
— Отпусти меня.
— Брось, Трин. Останься и поговори со мной минутку, — сказал он нежным и побуждающим голосом. Весь яд ушел, и на долю секунды он говорил как мужчина, в которого она влюбилась.
— Не думай, что я не понимаю, что ты пытаешься сделать, говоря со мной таким голоском, — выплюнула она, вырываясь из его хватки.
Трин скрестила руки на груди, осознавая тот факт, что на ней нет ничего, кроме черного купальника-бандо и крошечных черных трусиков.
— Ничего я не делаю, — его раздражение вернулось. — Всего лишь хочу поговорить с тобой.
— Ладно, хорошо. И что же такого важного ты хочешь мне сказать?
— Я считаю, ты совершаешь ужасную ошибку, — начал Престон.
Она подняла брови.
— Согласна. Я ведь все еще разговариваю с тобой.
— Деймон не тот парень, который тебе нужен.
— И почему ты так считаешь? Потому что, познакомившись с ним, понял, что он лучше тебя во всех возможных отношениях? Потому что увидел, как все падают от него в обморок? — Трин покачала головой и пошла прочь.
— Он спит с Хлои Авана. Ты же знаешь это? — крикнул он, забегая вперед, чтобы преградить ей путь.
Она остановилась как вкопанная и свирепо посмотрела на него.
— Меня от тебя тошнит. Мне нет нужды защищать Деймона перед тобой, потому что я знаю, какой он человек. Он доказывал мне это снова и снова. И тебе ли такое говорить, учитывая, что ты изменял мне все время, пока мы были вместе! — крикнула она ему в лицо. — Ты, мать твою, спал с моей сестрой. А потом у тебя хватило наглости солгать и настроить ее против меня.
— Мы были вместе, Трин, но никогда не договаривались, что будем единственными друг у друга, — он тоже повысил голос.