— Чего? — не понял Никита.
— Денег, — сказал Платт.
— На квартиру?
— Да. — Платт сделал нетерпеливый жест рукой. — Отвечайте живее, пока я в хорошем настроении.
Никита прикинул в голове и сказал:
— Ну где-то тысяч двадцать.
— Всего-то? — Платт покровительственно улыбнулся, затем достал из кармана чековую книжку и золотое перо. — Чек возьмете или вам только кэш? — осведомился он у обескураженного переводчика.
Переводчик обалдело на него уставился:
— Что-то я не очень понимаю… Мистер Платт, вы что, хотите дать мне денег на квартиру?
— Какой же вы тугодум, мой друг. Если вы точно так же вели себя в банке, ничего удивительного, что вам отказали в кредите. Ладно, я выпишу вам чек на двадцать тысяч. Я думаю, у вас не будет проблем с обналичиванием.
Мистер Платт подмахнул чек своей размашистой подписью и протянул его переводчику:
— Вот держите!
Однако Никита не спешил принять благодеяние. То ли не верил своим глазам и ушам (в душе Платт забавлялся этим фактом), то ли в нем вдруг заговорила гордость. (Это было хуже, ибо мистер Платт не любил иметь дело с гордыми людьми. Почему? Да потому что гордость и бизнес — вещи несовместные. Гордый человек не идет на компромиссы, тогда как деловое партнерство сплошь строится из взаимных компромиссов).
Смуглая рука магната с зажатым в пальцах чеком повисла в воздухе. Пауза делалась слишком двусмысленной, и Платт нахмурился.
— Ну что же вы? — строго сказал он. — Берите!
Переводчик покачал головой:
— Я не могу взять.
— Почему? — удивился Платт, нахмурив седоватые брови.
Никита посмотрел на чек, сглотнул слюну и сказал:
— Честно говоря, я… я не знаю, когда смогу вернуть вам эти деньги.
Вот, оказывается, в чем дело. Мистер Платт снисходительно улыбнулся:
— А, бросьте! Считайте это моим подарком. У вас скоро день рождения?
— Через полтора месяца, — вяло ответил переводчик.
— Ну вот и считайте, что я сделал вам подарок на ваш день рождения. Если это успокоит вашу совесть, можете воспользоваться этими деньгами через полтора месяца.
Никита протянул руку и взял чек — так нежно и так бережно, словно тот был сделан из хрупкого, тончайшего стекла. Взял и еще некоторое время держал в руке, словно не знал, что ему делать с этакой драгоценностью.
— У вас рука не устала? — весело поинтересовался мистер Платт.
Никита смущенно улыбнулся и запихал чек во внутренний карман пиджака.
— Смотрите не потеряйте, — с напускной строгостью сказал мистер Платт.
Никита слегка покраснел.
— Что вы, — промямлил он. — Скорей, я потеряю руку или ногу, чем этот чек. — Переводчик сделал паузу, собрался с духом и сказал дрогнувшим от нахлынувших противоречивых чувств голосом: — Спасибо вам, мистер Платт. Правда спасибо. И от меня, и от жены, и от дочек… Вы самый лучший человек на свете. Простите, я больше не знаю, что сказать… Мистер Платт, я…
Мистер Платт поморщился, словно терпеть не мог, когда ему пели дифирамбы за столь незначительные с общечеловеческой точки зрения поступки.
— Не надо ничего говорить, — остановил он Никиту. — Вы сказали «спасибо», и этого вполне достаточно. Не обижайтесь, мой друг, но я не люблю многословия.
В глубине души мистеру Платту нравилось выслушивать слова благодарности, но, как человек воспитанный, он взял за правило принижать свои заслуги в глазах общественности, сколь бы немногочисленной эта общественность ни была.
— Может, я сумею как-то вас отблагодарить? — робко спросил переводчик.
— Мне достаточно и того, что у меня стало одним другом больше. Мы ведь с вами друзья, Ник?
— Да, мистер Платт.
— Вот и отлично. И хватит об этом.
Мистер Платт небрежно зевнул, давая понять, что ничего необычного не произошло и что жизнь вернулась в прежнее, обыденное, русло.
Переводчик Никита, не зная, что еще можно сказать, смущенно замолчал. Некоторое время они ехали в тишине.
Однако вскоре, непонятно почему, прекрасное настроение мистера Лайэма Платта стало улетучиваться. «Если швырять по двадцать тысяч баксов направо и налево, — говорил ему подлый внутренний голос, — никаких денег не напасешься! А потом добавлял, чтобы добить мистера Платта окончательно: — Человечество нельзя облагодетельствовать подачками. Тут нужна четкая, продуманная политика, а не игра в мать Терезу!»
«Милосердие не может быть абстрактным, — сказал своему внутреннему голосу мистер Платт. — Если помог одному конкретному человеку, значит, помог всему человечеству. Ведь человечество — это совокупность личностей, единый мозг и единая духовная субстанция».