Те триста шестьдесят рублей разошлись очень быстро – на хлеб, молоко, дешевую колбасу и кусок мыла. Она попыталась помыться в колодце, куда Сергей принес ведро воды, и помылась, сдирая с кожи грязь и несколько раз намыливая голову. Волосы ее давно превратились в паклю, кожа – в коричневый пергамент… Тело и вовсе грозилось в скором времени стать скелетом.
Она растерялась, когда увидела, что девушка из интересующей ее пятнадцатой квартиры (на женщину она не тянула из-за детского выражения лица и какой-то необычайной хрупкости тела) вышла из подъезда и направилась в сторону гастронома. Валентина решила не покидать свой наблюдательный пункт, чтобы не пропустить самого главного – ее возвращения. И она, эта молоденькая хозяйка, вернулась. В руках она держала завернутый в полиэтиленовый пакет кочан бледно-зеленой капусты. «Ну конечно, она же собиралась варить щи. А куда же она дела те, что он не съел, ее муж? И где ее вообще черти носят, если она не знает, что съел или не съел ее муж? А может, это вовсе и не жена его, а приходящая любовница и одновременно кухарка и домработница – три в одном флаконе?!» Валентина почувствовала сонную оцепенелость. Голод заставил все ее внутренности уменьшиться в размерах, и теперь ей достаточно было утром лишь выпить воды да съесть кусок булки, чтобы не испытывать боли в желудке. Сергей тоже похудел, но голод терзал его куда сильнее, он даже плакал по ночам, словно его завывание и стоны прибавили бы еды в колодце, где они жили.
А ведь еще полгода тому назад у них была однокомнатная квартира, которую Сергей продал, чтобы начать свое дело – торговать продуктами на Северном рынке. Он все подсчитал, они сняли комнату там же, в поселке Солнечном, и Валентина сама стояла за прилавком, продавая рыбные консервы, макароны, майонез и сосиски, и торговля шла неплохо. Выручку она каждый вечер отдавала Сергею, не зная, что он спускает ее в игровых автоматах здесь же, на Северном рынке… А потом он втайне от нее продал все холодильное оборудование, остатки товара, чтобы отыграться… Отыгрался. Они остались совсем без денег. Их, как котят, хозяин вышвырнул из комнаты, оставив себе в счет уплаты за жилье их теплые вещи: Сережину куртку и каракулевую шубу Валентины… Им в ту ночь даже негде было переночевать. Они забрались в подъезд одного из домов, но жильцы вызвали милицию, и их выгнали оттуда. Чтобы их не повезли в отделение, Валентине предложили ублажить милиционера прямо в милицейском «газике». Сергей, услышав это, стал избивать молодого милиционера первым, что попалось под руку, – осколком кирпича. Валентина, понимая, что если им сейчас не удастся вырваться и убежать, то их посадят в тюрьму, повесив на них все что угодно (начиная с квартирных краж и кончая убийствами), решила помочь мужу и обрушила на голову незадачливого милиционера-любовника доску… Он рухнул и потерял сознание. «Главное, что он жив… Пошли отсюда скорее…» И они садами, помойками, посадками добрались до экспериментальных пшеничных полей Института Юго-Востока, шли вдоль огромных алюминиево-блестящих даже в темноте труб ТЭЦ, пока не наткнулись на глубокий и теплый от этих горячих труб колодец – бетонную коробку, в которой можно спрятаться и от холода, и от людей. И тогда там, в колодце, с ней случилась первая истерика. Она кричала на Сергея и била его кулаками по голове, упрекая в том, что он лишил ее крова над головой и теперь обрек на верную смерть. Слишком уж стремительно развивались события, прежде чем она успела сообразить, что ее муж – игрок, что он болен игроманией и что он, даже находясь в колодце, думает о том, как бы ему отыграться… Потом были еще скандалы – оказалось, что то, что Сергей зарабатывал на разгрузке вагонов и строительстве дорог, на цветочных плантациях или рынках, он продолжал проигрывать в игровых автоматах, принося в колодец, где она его ждала, лишь хлеб и колбасу. «Мне тебя нужно было огреть той доской и остаться с тем милиционером, может, он и помог бы мне, если бы я переспала с ним…» Они тогда наговорили друг другу много оскорбительного, даже грозились убить друг друга. Валентина не могла работать – нервное расстройство повлекло за собой полную потерю физических сил. Устроив в колодце постель из старых фуфаек и грязных одеял, которые удалось найти на помойке, она много спала, словно набираясь сил, пока не поняла, что умирает… И вдруг в один прекрасный день ей стало легче. Часть сил словно вернулась к ней, и она поняла, что это пришло второе дыхание, что бог, которому она время от времени неумело молилась, дал ей шанс… Она стала мыть подъезды, покупать себе еду и приходить в себя. Предстояло настолько окрепнуть, чтобы наняться в продавцы на рынке. Там она уже не пропадет и с голоду не умрет, там вокруг люди, если силы оставят ее, то хотя бы вызовут «Скорую»…
Она открыла глаза и поняла, что спала. Что ж, это не так уж и плохо. Спать она научилась где угодно и когда угодно. Организм сам подсказывал ей, когда ему требовался отдых. Часов не было, солнце, как ей показалось, осталось на прежнем месте. И тут она увидела девушку из пятнадцатой квартиры. На этот раз у нее в руках ничего, кроме сумочки, не было. Она вышла на крыльцо и, щурясь на солнце, приняла выжидательную позу. Она смотрела в сторону дороги, переминаясь с ноги на ногу. Неужели снова приедет кто-то, кто обязан прислуживать ей и привозить ей ключи или деньги, возить ее по магазинам, рынкам… Из какого же материала она сделана, чтобы о ней так заботились и так любили? И почему ее, Валентину, никто и никогда так не любил, как эту девчонку из пятнадцатой квартиры?
И действительно, из-за угла вывернула красная иномарка, девушка спорхнула с крыльца и, открыв дверцу, уселась в машину. Как в карету. Машина, взревев мотором, умчалась, оставив после себя облако выхлопных газов.
Валентина, поднявшись со скамейки, медленным, но уверенным шагом двинулась по направлению к подъезду. Теперь ее сжигало любопытство, ей не терпелось посмотреть, как же живет эта особа, на чем спит, что ест. Но самое главное, какого цвета и размера ее ванна и есть ли в доме горячая вода…
Глава 3
Таня и сама не ожидала от себя такого – она поставила перед Корниловым, следуя строгой инструкции начальства, две бутылки холодного пива. И это в декабрьскую непогоду. Неужели он воспримет это как издевку? Или обрадуется?
– Привет, садись. – Виктор Львович улыбнулся и кивнул на бутылки с пивом. – Это ты правильно сделала, потому что я с самого утра непонятно зачем жую сушеные кальмары и сухарики с чесноком… Думаю, это нервное…
Он понимал, что Таня, которая невзлюбила его с самого начала, сделала над собой усилие, чтобы заставить себя, во-первых, позвонить ему, во-вторых, приехать к нему и, в-третьих, купить для него дорогущее пиво. Это свидетельствовало о том, что она либо очень сильно заинтересована в исходе этого дела, связанного с убийством жены крупного бизнесмена, директора мясоперерабатывающего комбината Николая Ступина, либо Шубин этой Бескровной так промыл мозги, что ей ничего другого не оставалось, как принять условия их работы и, не устраивая никаких революций, постараться понять, что без Корнилова они все равно ничего не смогут. И что теми темпами расследования, которыми так гордится Шубин, они обязаны в первую очередь именно ему, старшему следователю прокуратуры Виктору Львовичу Корнилову. Да и клиентов он им посылает, о чем они и не догадываются. Он делает это очень осторожно, аккуратно, но так, что людям, попавшим в беду, ничего другого не остается, как искать помощи в частных агентствах… Прокуратура не всесильна, любит повторять он, когда речь идет о том, чтобы как можно скорее найти убийцу и привлечь его к ответу. Особенно когда он видит перед собой солидного, то есть состоятельного клиента. Официальное расследование подразумевает под собой официальные методы, и это в некотором роде плюсы прокуратуры. Неофициальная же часть расследования, чем в основном и занимается агентство Шубина, без санкций прокурора – пустая трата времени, хоть и дает быстрый результат. Вот и получается, что они – прокуратура в лице Корнилова и агентство в лице Шубина – как бы дополняют друг друга и, действуя параллельно и ни в коем случае не мешая друг другу, раскрывают одно преступление за другим… Отлично налаженная работа и прекрасный результат – разве не об этом мечтали они с Крымовым, когда начинали? К тому же Корнилов здорово поработал, чтобы у Крымова, взявшего на себя все хлопоты, связанные с организацией агентства, был начальный капитал. Уж каким образом он добывал деньги, это его дело, но факт остается фактом – половина этого капитала приплыла Крымову из рук Корнилова, хотя и мимо государственного вездесущего носа. Преступник, припертый к стене, готов отдать последнее, чтобы его оставили на свободе. Особенно если дело пахнет наркотиками. Уж это Виктор Львович усвоил еще в самом начале своей прокурорской карьеры. Так почему же было не воспользоваться этим?