— Он тебя любил! — еще раз покосившись на холмик, наставительно заметила я. — Можно сказать, до смерти.
— И после… Любовь еще, быть может, в его душе угасла не совсем. Но это-то как раз меня тревожит…
— …тревожит, — эхом отозвалась я. — Так не хочется проблем!
— Ирка, скажи, что мы спим и все это нам снится. Так на самом деле не бывает.
— Не бывает… Может, Анна Марковна просто забронировала себе могилу? На будущее. Сейчас и явится. С цветами.
— Зачем ей столбить участок? Он у нее наследственный — от родителей, от мужа, наконец. — Наташка внимательно вгляделась в надписи на памятнике. — Ир, что-то я плохо соображаю. Если Анна Марковна умерла в 2002 году, ее муж, могилу которого она наследует, имел право умирать в 2003? И если она опять-таки умерла в 2002 году, зачем ей мучиться с этим делом второй раз?.. Кстати, ты можешь подтянуть подбородок вверх? Рот закроется. Ой, ну зачем же так высоко! Верхняя губа сейчас на нос уляжется. Оставь как было. Я вот что думаю: либо Володькина мать вообще не умирала, а он, по всей видимости, в нее пошел, либо отсюда нам прямая дорога к психиатру. Сергею Юрьевичу Кулагину. Его как раз на днях из психиатрической больницы выписывают. По знакомству свою нервную систему подлечивал, и нашу подлечит. Тебе помочь встать?
Я отрицательно замотала головой, сосредоточенно формируя букет из рассыпавшихся красных гвоздик. Почему-то получалось то четное, то нечетное число.
— Сама встану. Надо найти какое-нибудь тихое место и расставить все по полочкам. Так просто эту историю оставлять нельзя. Какое-то изощренное издевательство.
— Иришка, боюсь, более тихого места не найти, — напряженно произнесла Наташка, оглядываясь по сторонам. — Но оно мне не очень нравится. И еще: когда издеваются, делают это наяву, а не во сне, как Кириллов. Мне трудно объяснить… но, понимаешь, я чувствую, что он действительно здесь… — Подруга указала глазами на глинистый холмик, украшенный венками. — Действительно захоронен. На фотографии у него совершенно неживое лицо. Так… Надо взять себя в руки!
— Пожалуйста, не хватай меня за ноги. Собралась брать в руки себя, себя и бери. Я опять обсчиталась! Впрочем, мне уже все равно.
Стараясь не охать, я встала, отряхнулась цветами и положила их к памятнику родителям Владимира. Потом подошла к его могиле и на полном серьезе попросила не будоражить нас с Натальей по ночам. Мы, конечно, постараемся хоть как-то разобраться во всей этой мистике, но честно говоря, найти убийцу едва ли сможем. Нам просто не под силу. Если он нам снился по этому поводу, то зря.
Я бы и дальше митинговала, но вмешалась поднявшаяся с колен Наташка.
— Не слушай ее, Володенька. Не будем мы ни в чем разбираться. У тебя уже нет никаких проблем, а у нас их — по горло.
Подруга провела ребром ладони по шее да так и застыла в весьма нелепом положении. Словно, отдавая честь, забыла, куда положено прикладывать ладонь.
— Ирка! Тот мужик в метро!
— Я помню. В этом-то и весь ужас. Если он узнал о свидании, намеченном с Маринкой в Даниловом монастыре от нее самой, значит, он знает номер моего мобильного. Я ей его продиктовала. А если у нее домашний телефон с определителем, ему известен и твой домашний номер. Надо наведаться к девице, возможно, она еще не уехала. Мне тоже не хочется жить в страхе, ожидая звонка какого-нибудь урода с требованием отдать то, что нам не принадлежит.
— Хорошо если только звонка. Встретит ночью… Впрочем, мы по ночам не шляемся. Слава богу, сделали правильный выбор профессии, повезло. И Тамарке повезло. Валяется в реанимации под присмотром. Слушай, а не пора ли нам на выход?
Мы немного постояли молча, Наталья покосилась на мои гвоздики, еще раз взглянула на фотографию Анны Марковны, но ничего не сказала. Перевела глаза на большое фото Владимира, запаянное в пластик, и тихо вздохнула. А я почему-то подумала, что в жизни все заранее расписано. Доведись Наташке сочетаться законным браком с Кирилловым, мы бы с ней никогда не встретились.
— Знаешь, мне недавно Ольга сказала, что нам с Володькой изначально не суждено было быть вместе, — еще раз вздохнула подруга, держа меня под руку. Мы направлялись к выходу. — Что-то там планеты, вращаясь, нахимичили. Получается, ни он, ни я ни в чем не виноваты. Так на роду написано…
Мы шли довольно быстро, все время казалось, что кто-то следует по пятам. Несколько раз оборачивались, убеждаясь в несостоятельности подозрений. Просто у страха глаза слишком велики. Нескольким женщинам, убиравшимся у могил своих покойных родных, мы были совершенно не интересны.