— Я вам приказал быть снаружи! — Игнат сурово сдвинул брови.
— Было тихо… вдруг что-то произошло, — блеет один из людей.
— Произошло, — ухмыльнулся Игнат. — Уголовников насадите на колья, деда повесть за ноги. Расположить их на площади… пусть народ порадуется. Этот день я объявляю всеобщим праздником, мой народ избавился от зеков-упырей. Теперь мы заживём нормальной жизнью, и религия у нас будет правильной, христианской, а не бредом, в исполнении вора Харитона, — он широко перекрестился.
— Я знала, что ты с ними покончишь, — в пещеру тихо вошла Аня и остановилась рядом с Игнатом.
— Да уж… вот так и всё сразу, — он обжёг её взглядом, суетливо перекинул через плечо автомат. Теперь, без единого патрона, его оружие, не более чем пугач. Игнат искоса глянул на свою охрану, и видит в их глазах страх и почтение.
— Выгони их всех! — в полный голос требует Аня.
Игнат царственно повёл плечами, сурово посмотрел на притихших людей: — Вы слышали, что царица сказала? Всем вон!
Оставшись наедине, Аня прижимается к Игнату, не обращая на мертвецов, целует его в губы и шепчет в ухо: — Вот теперь ты настоящий царь.
— Удержаться бы, — с горечью вырывается у Игната.
— Удержишься, ещё как удержишься! Ты только напрасно не свирепствуй, но и не будь добреньким.
— Это понятно, — опускает голову Игнат.
— Ну, чего скис? — понимает его состояние Аня.
— Автоматы исчезли, а в этом, ни одного патрона.
— Как?! — Аня отступает на шаг. — Значит, это не они сами себя перестреляли? Есть кто-то ещё?
— Он из этой трещины выбрался, вероятно, завладел оружием, и всех положил. Ломаю голову, кто бы это мог быть? Но, судя по тому, что он зашил рот Вагизу, на ум лезет бредовая мысль, это сделал Илья.
— Илья? — Аня округляет глаза. — Странно, у этого мальчика не всё в порядке с головой… всегда был таким спокойным… хотя, в тихом омуте… — она задумалась, затем с жаром восклицает: — Его надо поймать!
— Каким образом, у него два АКМА и куча патронов!
— Он один.
— С двумя автоматами.
— А ты царь, мать его или того?!!! — заорала Аня и мгновенно прикусила язык.
— Ладно, не кричи, разберусь с этим Илюшей, ловушки поставим, ямы выроем, поймаем… страдальца, — мрачно произносит Игнат.
— Вот это слова настоящего мужа! — Аня переводит дух и, с любопытством смотрит на мёртвого старика, ловит себя на мысли, что чужая смерть теперь её не тревожит, словно она поднялась над всеми и способна теперь сама даровать жизнь или смерть. Странное чувство радости захлестнуло её сознание, нечто напоминающее экстаз, она спокойно подходит к старцу, долго вглядывается в застывшие черты лица и задумчиво говорит: — Странно как-то, такой тщедушный старикашка, а ужас наводил. У нас сосед был, тоже худой и лысый, жил один, дети его не навещали, голодал, я ему иногда супчик приносила, котлетки… жалела его.
— Что, совсем дети не приходили? — равнодушно интересуется Игнат.
— Внук иногда за пенсией приходил. О, как радовался тогда старикашка, всё рассказывал мне, какие у него хорошие дети. А потом и внук перестал ходить, вероятно, стариковская пенсия его уже не впечатляла. Как-то раз, сосед засобирался, галстук одел и спускается по лестнице, опирается о трость, ноги дрожат. Я его спрашиваю: «Куда идёте, дедушка?», а он мне: «Внук что-то не приходит, наверное, болеет, надо навестить его». Но сосед не дошёл до своего любимого внука, когда садился на троллейбус, трость обломилась, и он головой влетел под переднее колесо, а водитель его и не заметил, только лопнуло что-то, под колесом, и женщина, какая-та истерично заорала. А хоронить его пришлось мне, никто из родни этого деда не пришёл, — Аня задумалась, неожиданно что-то кольнуло её душу, она вздохнула: — А давай, Игнатушка, мы его просто похороним.
— Дикий случай, — кивает Игнат, — у себя такого не допущу… а вот старца Харитона к земле предавать не позволю, подвесим за ноги… это политика, дорогая, проявлять жалость опасно.