Я помогал, как мог, чтобы никто не сказал на меня: обуза! Подтаскивал вещи, искал то молоток, то гвозди, которые куда-то исчезали, бегал за водой — мы с Валей сразу отыскали неподалеку ручеек хрустально чистой воды, вытекающий из-под горы,— разжигал костер, собирал топку для костра и помогал маме варить для всех уху на обед. Под конец так устал, что высунул язык не хуже Кудесника. Даже папа обратил внимание и приказал мне успокоиться и посидеть. Остальные давно уже уговаривали меня отдохнуть.
Оказывается, мы с собой и мебель привезли раскладную: два стола, кровати, стулья. Все это аккуратно расставили в палатке с земляным полом. Валя сказала, что найдет глину и вымажет пол, как это делают в деревнях на Украине. А Ермак пообещал достать в Магадане линолеум, чтобы было теплее ногам и мыть легче.
Как только мы пообедали (или поужинали?), сразу легли спать: очень устали, просто из сил выбились. Солнце не заходило ни вечером, ни в полночь, а только чуть коснулось макушек «стариков» и опять покатилось по небу с севера на восток — огромный, чуть сплюснутый розовый шар. Мы легли в палатке, а Ермак спал в вертолете.
Неугомонный пилот разбудил нас через пять часов... чай пить. Он уже приготовил нам завтрак: нажарил свежей рыбы, закупленной в Крестах. Пока все ели без особого аппетита — не выспались. Ермак обсуждал с отцом, как смастерить баньку. После завтрака мы взяли пилы, топоры и отправились в ближайший лес на заготовку бревен для бани.
А Жене Казакову нужно было подыскать пару подходящих деревьев под гелиограф и актинометрическую стрелу.
Никогда я не думал, что в этих краях может быть так хорошо!.. Мы спустились с плато по высокой, но достаточно пологой седловине и очутились в лесу. Сразу стало жарко, остро запахло травами. Воздух буквально звенел от гомона и стрекотания кузнечиков, словно мы были где-то на Ветлуге или Волге, а не в Заполярье. Кузнечики так и выпархивали из-под ног, трепеща ярко-красными надкрыльями. Под высокими лиственницами в яркой траве розовел иван-чай, синели колокольчики и какие-то неизвестные желтые цветы, похожие на астры. Я сорвал цветок и понюхал — пахло ванилью.
Мы прошли еще немного, и в просвете деревьев сверкнула река Ыйдыга. Необыкновенно чисты и свежи были ее желтые отмели, быстро струилась вода, такая прозрачная, что до самого дна видна была жидкая кружащаяся веточка, каждый камешек. Стаями ходили хариусы. Селиверстов и моя мама — оба страстные рыболовы — пришли в неописуемый восторг. Первый раз я видел Селиверстова таким возбужденным; обычно он молчалив, кроток и грустен.
Мы быстро напилили деревьев и, нагрузившись, как лошади, вернулись на плато тем же путем через седловину. Наскоро закусив и выпив чаю, стали ставить баню и радиостанцию. Провозились до часу ночи, благо солнце светило как днем.
Когда строительство было закончено (остались кое-какие недоделки) и все буквально валились с ног, помышляя только о сне, Ермак стал прощаться. Я подумал, что вот он сейчас возвратится в город, а мы останемся здесь... Кучка людей в самом сердце гор — на сотни километров вокруг ни одного жилья, ни одного человека. Только дикие звери и птицы.
— Отдохните хоть часа два! — сказал отец.
Ермак махнул рукой и улыбнулся устало и добродушно. Все стали убеждать его отдохнуть.
— Некогда, друзья, это ведь почтовый вертолет. Люди третий день без почты.
Мы переглянулись: вот откуда взял Фоменко «свободный» вертолет!
Я чуть не заплакал, прощаясь с пилотом. Так я привык к нему за эти три дня, будто знал его много лет. Всем было жаль расставаться с ним.
— Не скучайте, месяца не пройдет, буду у вас,— заверил Ермак.— Доставлю все, что вы заказали. Пока буду хлопотать насчет финского домика — его можно доставить в разобранном виде. А палатка пригодится для склада...
Он крепко пожал всем руки, меня расцеловал в обе щеки и закрылся в вертолете. Еще раз мелькнуло его милое рябое лицо за стеклами, и вертолет поднялся с плато, как фантастическая стрекоза. Долго мы смотрели вслед, пока вертолет не скрылся за вечными снегами гор.
— Какой хороший человек! — сказал кто-то, выразив вслух общую мысль.
Медленно пошли в палатку и улеглись спать.
Скоро все уснули, а ко мне почему-то сон не шел. Солнце, видимо, заволокли тучи, потому что сразу потемнело. Кудесник сладко уснул у меня в ногах. Я ворочался и ворочался на своей раскладушке, пока мне не понадобилось выйти. Не надо было пить чай на ночь. Я осторожно прошел между раскладушками, поправил у мамы сползшее одеяло и вышел за дверь.