Находясь долгое временя под землей, арбалетовец успел привыкнуть к темноте, от этого, хлынувший из пары светодиодов поток света показался настолько ярким, что глаза резануло острой болью и из них покатились слезы. Но времени на рефлексию и страдания у него не было, потому Матвей все же попытался разглядеть, что же поставило «москит» перед трудным выбором?
Стараясь сквозь мешающие разглядеть слезы, сфокусировать зрение Мальков увидел лежащие на каменной поверхности обрывок ткани, ветошь, руку… Руку? Человеческую руку? Откуда здесь рука? И почему она такая… странная? А где остальное тело?
Матвей отпрянул. Еще неделю назад он рванул бы от этого места так, что остановился бы, разве что в Хосте, а может и на Курортном проспекте, ныне он только сделал шаг назад, несколько раз сглотнул появившуюся во рту слюну и вновь направил фонарик на свою находку.
Нет, ему не показалось, это была действительно мужская кисть. Острые обломки белых костей предплечья были еще свежими, они влажно поблескивали и еще не приобрели матового шершавого оттенка, какое появляется от долгого пребывания на открытом воздухе. Кости торчали из лоскута висящей кожи, на котором виднелись густые завитки черных волос, видимо носитель конечности обладал обильной растительностью на теле. Но кто мог обладать такой силой, чтобы отломать руку крупному мужчине? Именно отломать, а не отрезать, острые неровные края лучевых костей тому свидетели. Отломана, и оторвана? А может это кто-то так шутит? Может это муляж? Да ну нах, кто так шутить будет? В розыгрыш не верилось, несколько дней назад он уже так думал, чем это кончилось, до сих пор напоминает непрекращающееся нытье в груди.
Трогать руку и убеждаться в ее искусственном происхождении не хотелось. В душе стало беспокойно, тревожные ожидания нарастали. Дабы не растягивать пытку страхом, Мальков перевел фонарик на следующий нераспознанный объект.
По спине побежали струйки пота, темные пятна на камнях, это же… кровь? Ну не нефть же, хотя в свете фонаря она казалась такой же темной, почти черной. Предчувствуя, что сейчас увидит нечто еще более ужасное, Матвей направил светодиодный луч дальше… Бля! Лучше бы этого не делал! В трех-четырех метрах от него лежала разорванная и раскрытая наподобие морской устрицы грудная клетка взрослого человека! Точнее дамы, ибо с одной из ее опустошённых половин обвисшим мешочком свисала сморщенная женская грудь! И вновь вокруг подсыхающие лужи свернувшейся крови! Она была повсюду, останки торса буквально плавали в ней!
Матвей, в который раз за эту неделю почувствовал, как содержание желудка рвется на волю. Едва сдерживая рвотный позыв, он отшатнулся, луч фонарика ударил правее и… Взгляд арбалетовца наткнулся на то, во что разум не хотел верить! Это была голова человека! Лохматая голова седого бородатого старика! И, по всей видимости, она была оторвана, чему свидетельствовали неровные края остатков шеи, со свисающими из нее опустевшими обрывками крупных кровяных сосудов и подсыхающей лентой вырванной гортани.
Мальков в ужасе замер, его тело пробивала мелкая дрожь, по коже покатились капельки липкого пота. Он не хотел смотреть на это жуткое зрелище, но мышцы не слышались, он чувствовал, что не может не то, что пошевелится, но и отвести взгляд!
Больше всего Матвей боялся сойти с ума, мало было ему всех прошлых бед, так теперь он забрел на место бойни? То, что здесь был жестоко умерщвлен не один человек, сомнений не вызывало – окровавленные находки принадлежали абсолютно разным людям! Трем, как минимум, а скольких же, кроме этих, здесь еще разорвали на куски?
Забыв, что нужно дышать, пропустив два или три вздоха, Матвей бросился к краю утеса, его тошнило, но блевануть там, где лежали останки людей он не мог! В несколько прыжков достигнув кромки обрыва и выплеснул содержимое желудка в реку. Спазм сжал желудок еще раз и еще.
У Малькова закружилась голова, чтобы не полететь вниз с высоты тридцати метров – так услужливо высветилось на пластике дисплеев очков – он рухнул на колени. Не чувствуя как острые края впиваются в его кожу, Мальков простоял так несколько минут, затем бессильно оперся кулаками в колени. Кажется, полегчало.
Почувствовав себя лучше, Матвей, хотел было уже вытереть заливающий глаза пот, как в памяти вновь всплыл вид разорванной женской груди и Малькова догнал новый спазм. Что бы не выпачкать и эту одежду, Матвей наклонился вперед, он едва держался, чтобы не полететь вниз, в реку, но остановить судорожный пароксизм никак не мог. Все тело трясло, желудок скрутило, от рези темнело в глазах, но из разинутого рта ничего не вылетало, все, что могло, уже покинуло организм, теперь он мог исторгнуть только густую горькую желчь.