Несомненно, сократический эйдос есть некая данная предметность с вещественным содержанием и неизменной значимостью, платоническая же идея, напротив, — нечто постоянно порождающее, растущее или увядающее, нуждающееся в непрерывном подтверждении и обновлении своей значимости.
Изначально, если не в высшем своем претворении, и в зачаточном, если не полностью развитом виде, идея есть гипотеза в подлинном, а не в нынешнем, узко научном смысле этого слова. Уже в «Меноне»,[69]«Евтифроне»[70] и «Кратиле»[71] диалектическое рассмотрение мыслится как гипотетическое, но, что более существенно, в «Федо-не» гипотезой становится сам логос, и при мыслеполагании он должен отдавать отчет в каждой предпосылке: «Каждый раз полагая в основу наиболее сильный, по моему разумению, логос, я считаю истинным то, что, как мне кажется, согласуется с ним, а неистинным то, что не согласуется, идет ли при этом речь о причинах или о чем-либо другом».[72] Только «на основании заслуживающей доверия гипотезы может быть признан логос»,[73] и даже такие гипотезы должны уступить место другим, если последние ведут нас еще выше на пути к благородной позиции.[74] Идея — это платоническая форма гипотезы; уставшему от частого повторения этой мудрости Федону приходится выслушать ее еще раз: «Но ведь я не говорю ничего нового, а лишь повторяю то, что говорил всегда — и ранее, и только что в нашей беседе. Я хочу показать тебе тот эйдос причины, который я исследовал, и вот я снова возвращаюсь к уже сто раз слышанному и с него начинаю, полагая в основу, что существует прекрасное само по себе, и благое, и великое, и все прочее».[75]Вниманием к такой трактовке идеи мы обязаны Марбургской школе, позиции которой в остальном в нашей книге оспариваются, и на возводимый против нее упрек, что приведенному месту из «Федона» не следовало бы-де придавать чрезмерное значение, ответим переводом основополагающего отрывка из конца шестой книги «Политип», где дан обзор всего строения идей:
— Так вот, считай, сказал я, что есть двое владык, как мы и говорили: один [agathon, благо] надо всеми родами и областями умопостигаемого, другой [Солнце], напротив, надо всем зримым, не хочу называть это небом, чтобы тебе не казалось, будто я как-то мудрю со словами. Усвоил ты эти два вида, зримый и умопостигаемый?
— Усвоил.
— Для сравнения возьми линию, разделенную на два неравных отрезка. Каждый такой отрезок, то есть область зримого и область умопостигаемого, раздели опять таким же путем, причем область зримого ты разделишь по признаку большей или меньшей отчетливости. Тогда один из получившихся там отрезков будет содержать зримые «отображения». Я называю так прежде всего тени, затем зеркальные отражения в воде и в плотных, гладких и глянцевитых предметах, одним словом, все подобное этому, если ты меня понимаешь.
— Ну, понимаю.
— В другой раздел, сходный с этим, ты поместишь предметы таких отображений: находящиеся вокруг нас живые существа, все виды растений, а также все то, что изготовляется.
— Так я это и размещу.
— И разве не согласишься ты, сказал я, что в отношении подлинности и неподлин-ности отображение отличается от отображаемого им предмета как то, что мы мним, отличается от того, что мы действительно знаем.
— Я с этим вполне согласен, отвечал он.
— Рассмотри в свою очередь и разделение области умопостигаемого, по какому признаку надо будет ее делить.
— По какому же?
— В одном разделе умопостигаемого душа будет вынуждена вести поиск на основании гипотез, пользуясь образами из получившихся у нас тогда отрезков и устремляясь при этом не к началу, а к заключению; в другом же разделе она, хотя и тоже исходит из той или иной гипотезы, но, не пользуясь примененными в первом случае образами, движется к не имеющему гипотезы началу и совершает свой путь сама и только при помощи идеи.[76]
Отдельные нелепые утверждения, будто речь здесь идет о различии между аналитическим и синтетическим методом, не заслуживают даже возражений. Из дальнейших рассуждений станет ясно, что здесь затрагивается отличие математических идей от идей человеческого этоса, идей вещественного мира — от идей мира духовного, и что при всем своем различии — и в этом состоит искомое подтверждение нашего тезиса — они все же имеют между собой одно общее: гипотезу.